Она поднимает голову.
— Я хочу увидеть этот номер. Немедленно. Проводи их, а потом мы отправимся в этот отель.
— В час ночи? Это бессмысленно. Послушай, Джоан, завтра. Завтра, прямо с утра…
— Тотчас, с тобой или без тебя, я немедленно отправляюсь посмотреть этот номер.
— И что ты рассчитываешь там найти? Или, скорее, кого ты думаешь там найти?
— Я найду там то, что ты оставил. О, Бог мой, ты болен. Болен. И не хочешь лечиться. Ты никогда не пытался вылечиться.
Север, юг, запад и восток, решетки стучат и захлопываются.
— Джоан, я пытался. Господи Иисусе, физические потребности — не из тех вещей, от которых можно избавиться чудесным усилием воли. Ты это знаешь. Если бы ты предоставила мне немного больше времени…
— Нет. Завтра мы с Ником переезжаем к родителям. В понедельник я отправлюсь к адвокату на консультацию по процедуре развода.
— Ты отдаешь отчет в том, что станет с Ником после разговора об этом?
— А ты отдаешь отчет в том, что только что сделал со мной?
— Послушай. Надо набраться терпения. Нику нужно время. Его надо подготовить. Мы можем дать ему понять, что разойдемся, но пока будем вместе. Он заслуживает хотя бы снисхождения, Джоан. Неделю. Восемь дней.
— Неделя, — вздыхает устало она. — А потом я скажу ему, что все кончено.
— Я скажу ему сам. Можешь не беспокоиться. Я сделаю это как можно мягче.
— И сознавая, что это действительно прощание навсегда.
— О нет!
Она с ужасом смотрит на меня.
— Неужели ты хотя бы на миг представлял, что я позволю тебе…
Она умолкла. Если даже она и хотела что-то добавить, то не находила слов.
— Разрешить мне что? Ты отлично знаешь, что это не заразно.
Я приблизился, взял ее кулачки в свои ладони и сжал их, продолжая умолять:
— Давай поймем друг друга. Сейчас же. Если ты лишишь меня права встреч, я не отвечаю за то, что произойдет. У всех есть пределы терпения, и у меня тоже. Для меня на свете есть только сын. Если ты его у меня вырываешь, даже подыскав самую безобидную причину его исчезновения из моей жизни, ты кладешь голову на плаху. Поняла?
Я сжимаю кулачки изо всех сил, она корчится от боли.
— Пит, отпусти! Ты делаешь мне больно.
Я разжимаю ладони.
— Думаю, теперь ты поняла.
— Ну вот, господин председатель, — удовлетворенно заявляет Гольд. — Дело раскрыто.
— Правда?
Гольд загибает пальцы.
— Эта сцена показывает нам вначале, что он мог совершить акт насилия против того, кто пытается разлучить его с сыном. Теперь, два года спустя после развода, его страсть к Вивьен улеглась, и он признает, что она разбила его семью. И сегодня, вернувшись раньше обычного, чтобы встретить сына, он находит Вивьен у себя, готовую к действию. Кто мог впустить ее? Только служанка. Если заговорит служанка, у него будут неприятности с бывшей женой. Она имеет на это все права и может полностью забрать сына из его жизни. Он ссорится с Вивьен, обвиняет ее и, не совладав с собой, ее убивает. Как я сказал, дело совершенно ясное.
