Трудус-трудум-труд | страница 60



Пейру ответил, и голос у него был такой ласковый:

— Дома нашего вроде уже не существует. Да, да, старушка! Ты помнишь, какую клятву я однажды дал? Так вот, чтоб исполнить её, мне пришлось уступить им и наш городок. Лано исчезнет. Знаю, тяжко это. Только иначе-то никак нельзя. А Дордони надо навсегда заткнуть глотку. Я в том дал своё слово габарщика.

Мария ничего не понимала и удивлённо смотрела на мужа, тогда Пейру принялся объяснять:

— Слыхала, что говорил мосьё из города? Я им очень помог, вот что он сказал. И это сущая правда. Я им всё выложил, всё, что знал, все секреты реки. Ничего не забыл, ничего не утаил. Теперь они вполне смогут обуздать эту сумасшедшую.

Мария всё ещё ничего не понимала:

— Да кому ты помог, Пейру? И этот мосьё, который тебя всё благодарил, — он-то каким ремеслом занимается?

— Он? Да это же инженер, приехал из Тюля. Специалист по плотинам.

Мария запомнила, какое в тот день было число: 2 августа 1914 года. А на следующий день началась война.

Да, невесёлая это история. Когда хотят усмирить яростную реку, её преграждают плотинами, а вот чтобы поставить преграду на пути ярости войны — такую плотину ещё надо научиться строить. Много воды утекло, много крови и слёз, прежде чем Пейру дождался осуществления своей мечты, выполнения своего обещания. Но он терпеливо ждал.

И вот как-то весной наступил этот день. Пейру было уже почти сто лет. Одетый по-праздничному, он стоял на вершине склона, который спускался к Дордони. Мария стояла рядом и плакала — она сама не знала, от горя или от радости. А Пейру говорил:

— Ты, там — слышишь ты меня? Я с тобой попрощаться пришёл. Настал час расплаты за всё то зло, какое ты сделала тогда мальчугану. Я, красавица моя, сдержал слово. Больше тебе не пожирать наших сыновей. А раз уж мы с тобой свели наши счёты, я думаю, нам расстаться можно по-хорошему. В общем-то, мы с тобой понимали друг друга, верно?

В ответ ему снизу доносилось нежное мурлыканье и жалобные стоны. Пейру покачал головой:

— Плачь, плачь! Не станет больше габарщиков, не с кем тебе будет играть. Заставят тебя, милая, работать — турбины вертеть, электричество давать всей округе. Видала, какой завод для тебя построили? Да, конечно, знаю, — жаль тебе своей свободы. А ты что думаешь — ведь и мне нелегко видеть, как тебя запирают. Но так надо. Так для всех лучше будет. Я обещал это умершему мальчугану.

Что собиралась ответить река, Пейру так и не узнал, потому что в этот самый миг случилось чудо, чудо, которое готовилось давно и которого все ждали, — но всё равно чудо; течение Дордони преградили затворы шлюзов, рёв её сменился тишиной. Прочно опершись на скалы, погубившие когда-то маленького юнгу, встала огромная белая стена плотины и перекрыла русло, — оно лежало глубоко внизу, там, куда с трудом проникал солнечный свет. По ту сторону плотины мальчишки уже охотились за угрями, которые извивались в мелких лужах воды. А здесь, над плотиной, Пейру, последний габарщик Дордони, смотрел, как медленно поднимались воды нового озера, навсегда поглощая гранитный мост прекрасный водопад, заросли кустарника и крытые соломой домики Лано.