Трудус-трудум-труд | страница 50

И опять кто-то засмеялся. Смех слышался из заброшенной штольни. Голос такой старческий, дребезжащий, скрипучий. Вы не подумайте, что Шашаль испугался. Ничего подобного! Просто неприятно слушать такой смех, когда не знаешь, кто смеётся и почему. Он бы пошёл посмотреть, да ведь дядюшка Тиофи не велел ему сходить с места. Тут вдруг на мальчугана точно холодом пахнуло, и увидел он: прямо перед ним стоит кто-то.

Это был старичок, маленький, тощий, сморщенный, весь в лохмотьях. Он глядел на Шашаля, посмеивался и махал широкими серыми рукавами, как летучая мышь крыльями. Нельзя сказать, чтоб это был славный старичок, но Шашаль, как увидел его, сразу успокоился: человек — это не то что какой-то смех не поймёшь откуда.

— Здравствуй, — сказал Шашаль вежливо.

Старик удивился. Он странно так взглянул на Шашаля, но потом всё-таки ответил:

— Здравствуй. Ты что делаешь в моей галерее?

— Я жду дядюшку Тиофи, ты его, наверно, знаешь. Его все знают. Он мне велел здесь ждать. Я сегодня первый день в шахте.

— Так… А твой дядюшка ничего тебе обо мне не рассказывал? Ты не знаешь, кто я?

— Нет. Он сказал, что в этой штольне никто не работает. А ты что, крепь чинишь, да?

Старик рассмеялся:

— Как это ты говоришь — крепь чиню? Может статься, как раз наоборот. А знаешь, счастливчик ты: не успел в шахту спуститься, а уже встретил Старого Бородача!

Шашаль внимательно поглядел на него.

— Старый-то старый, это верно, а почему «бородач»? Уж, скорее, просто небритый.

Не надо было Шашалю так говорить. Очень рассердился старик и посмеиваться перестал.

— Эй ты, желторотый! Будешь о моей бороде рассуждать, когда свою вырастишь, — если только я дам тебе время её вырастить, а это мы ещё посмотрим!

Шашаль понял, что маху дал, и говорит:

— Я не хотел тебя обидеть. Что хорошего в бороде? У дядюшки Тиофи её и вовсе нет.

— Оставь в покое мою бороду, слышишь ты?

— Но ведь ты же сам говоришь….

— Да, я говорю, что я — Старый Бородач. Понятно тебе? Старый Бородач! Что так спокойно смотришь? Иль не боишься меня?

— А чего тебя бояться? Ты ведь не злой, правда? И потом, дядюшка Тиофи говорит, что в шахте все между собой друзья-товарищи.

Слова Шашаля как-то странно подействовали на старика. Не поймёшь, то Ли досаду, то ли радость они вызвали. Он теперь примостился рядом с мальчуганом на корточках, как все старые углекопы, для которых собственные ноги — самая лучшая скамейка.

Старик долго глаз не спускал с Шашаля, а потом и говорит: