Багровый молот | страница 9
Юноша поморщился, с силой сдавил руками виски. Страх заползал в его душу, как толстая болотная змея заползает в барсучью нору. Что делать? Что, черт возьми?! Если Германа схватят, то уже очень скоро солдаты явятся сюда, в его дом. «Альфред Юниус? Именем князя-епископа Бамберга вы арестованы». И что тогда? Его карьера, его молодость, вся его жизнь будут погублены. Укрывательство беглого колдуна — за это полагается веревка. Или костер.
Перед его глазами вдруг появилось лицо Урсулы Хаан. Дочь канцлера, его покровителя и патрона, одна из самых красивых девушек в городе. Гордая, насмешливая, дерзкая. Медные волосы собраны на затылке, и только одна волнистая прядь выбилась, падая на чистый высокий лоб. Ее было легко представить в образе амазонки-охотницы: короткая туника переливается на теплом ветру, одна грудь обнажена, у ног дрожит от нетерпения остроухая собака.
Урсула Хаан… Он любил ее, он о ней мечтал, она приходила к нему во сне. Он готов пожертвовать чем угодно, готов отказаться от своего будущего. Но он не может лишиться ее. Именно поэтому он должен преодолеть собственный страх. Нужно срочно найти Ханса. И Вильгельма Пфюттера тоже. Вместе они сумеют что-то придумать. Да, да, именно так. Отправить мальчишку-посыльного, передать с ним записку. А уже на месте все объяснить.
Тройной стук. Условный сигнал. Прислушавшись, Альфред снял с петли засов, рывком отворил входную дверь.
— Почему так долго? — спросил он вошедшего. — Я же написал: срочное дело, не опаздывать.
Ханс Энгер ступил через порог, хлопнул Альфреда по плечу.
— Извини, задержался немного.
— Догадываюсь о причине.
Энгер расхохотался, показав мелкие, неровные зубы.
— Брось, Альф! И не смотри на меня, будто судомойка на грязный котел. Я бы в жизни не опоздал. Но тут особое дело…
В его глазах загорелись россыпью лукавые искры — будто форель плеснула серебряным хвостом по воде.
— Знаешь, с той минуты, как увидел ее, — сердце поет, и по всему телу дрожь. Нет, Альф, такой девушки я в жизни еще не встречал. Уверен, ты тоже! Господь лепил ее не из грязи, из которой лепили Адама-пращура, а из доброго пшеничного теста. С розовыми изюминками. Таким пирожным никогда не наешься!
— Нельзя вредить делам из-за девок.
— Брось. Ты не поп и не школьный учитель, а я — не мальчишка. Сам себе хозяин, и даже тебе, другу, не позволю указывать. И потом, сколько раз говорил: не произноси этого ублюдского слова — «девки». Знаешь же, я терпеть его не могу. От таких вот, как ты называешь, «девок» весь род людской и идет.
