сказано, что колдуны бессильны причинить вред судье, действующему против них, ибо меч ангелов защищает этого человека от злобы и козней дьявола.
Взяв в руки серебряный колпачок, викарий одну за другой потушил горящие на столе свечи.
Не раз и не два его упрекали в том, что он, Фридрих Фёрнер, забыл о первейшем долге христианина и пастыря — о милосердии. Многие называли его человеком без сердца, фанатиком, для которого чужая жизнь стоит не больше шляпной булавки. Слепцы… Отдавая приказы о казни, наблюдая за страданиями людей в пыточной камере, — разве он сам не страдал? Разве его горло не сдавливала чужая боль? Но милосердие — это не жалость. Оно заключено не в том, чтобы простить разбойника, с ног до головы заляпанного кровью невинно убитых. Или блудницу, превратившую дарованное Господом тело в помойную яму, сточную канаву для чужой похоти. Истинное милосердие — сколько долгих лет потребовалось ему, чтобы понять это! — в том, чтобы принести себя в жертву ради спасения мира. Служить не человеку, а человечеству. Отказаться от всех желаний. Вытравить любовь. Искоренить ненависть. Очиститься. Стать пустым изнутри. Полностью изменить себя — ради того, чтобы сделаться проводником Высшей воли.
Тишина, темнота вокруг. Он провел рукой по усталым, влажным глазам. Пусть слезы текут. Никто не увидит их. Это чистые слезы. Они не ослабляют его, не позорят, но делают совершеннее. Делают его ближе к Богу.
Человек, который явился к нему сегодня… Почему он пришел? Сколько капель лжи размешано в его быстрых словах? «Ручная змея», так он назвал себя… Человек, который выбрал себе подобное прозвище, — опасный человек. Неискренний человек. Одно можно сказать с уверенностью: этот Генрих Риттер боится его. Голос его был твердым, а вот руки дрожали. Едва заметно. Но все же — дрожали.
Что ж… Он давно уже привык к этому. Привык, что люди боятся его, от одного его взгляда теряют дар речи. Привык к чужим обморокам и слезам. Взять хотя бы недавний случай с этим болваном, Освальдом Грабе, стекольным мастером с улицы Трех Волхвов. Несколько преданных сынов церкви, пожелавшие сохранить в тайне свои имена, обвинили мастера в богохульстве. Якобы тот во время Великого поста устроил для своих товарищей по цеху пирушку, где на столе громоздились блюда с телятиной и запеченной свининой, и пухлые связки кровяных колбас, и индюшка с ягодным соусом, и пыльные бутылки с вином. Когда некоторые из гостей упрекнули мастера Грабе в столь вызывающем нарушении церковных правил, тот расхохотался в ответ:
