— Уложила, наконец, спать мальчика, — сказала она, сев напротив Николая. — Знаешь, Коля, все вроде бы у нас с Вовой хорошо, но иногда мне почему-то кажется, что Сашенька наш не настоящий, — сказала Кира, исподлобья глядя на него и готовая вот-вот взорваться.
Николай попытался безмятежно улыбнуться, но это не обмануло Киру.
— Это моя жизнь, Коля, и она разбита на куски. А теперь, вот, и твоя тоже, и я тебя понимаю… — Кира улыбнулась кривой грустной усмешкой. — Поймешь ли ты меня? Тебе Вова что-нибудь рассказывал, что у нас произошло в Ленинграде?
— Так, в общих чертах.
— А что конкретно?
У Николая и так было настроение хуже некуда, ко всему прочему, сегодня он коснулся некоего тайного, безумного и гнетущего куска жизни Васильевых и не хотел лезть в темные дебри чужих судеб. Но он понимал, что сегодня все сплелось в какой-то адский клубок: Кира устала от своей страшной тайны, устала от затворничества, ей жаль Николая, и ей надо выговориться без контроля со стороны мужа, и только поэтому он поддержал тему:
— Ну, что ты была самая красивая на курсе, что Володя долго тебя добивался, что ему пришлось постепенно отшить всех твоих поклонников…
— Отшить? — это мягко сказано! Вообще-то я к Володе изначально была равнодушна — ну парень и парень, ни плохой, ни хороший. Таких много. Но ты же знаешь, я была детдомовка, мне всегда не хватало простого человеческого тепла. А Вова был со мной так терпелив, так за мной ухаживал, сносил все мои колкости, даже издевки. Он меня покорил этим своим терпением, вниманием, подарками, любовью. В конце концов, я уступила, и мы поженились, тем более что, несмотря на массу поклонников, я всегда оставалась одна, в пустоте. Уж и не знаю, как этого Володя добивался, но не успевал кто-то попытаться сблизиться со мной, как через день-другой его, как ветром сдувало. В общем, сыграли мы в студенческой столовой свадьбу и сразу переехали с ним из общаги, где мы жили порознь в разных комнатках, на съемную квартиру и зажили неплохо. В смысле материально. Такая жизнь для нас, студентов, была довольно дорогой, уж и не знаю, откуда Вова деньги брал, но он никогда нигде не подрабатывал.
— Да это странно, — согласился Николай, вступивший в беседу лишь для успокоения женщины, — у матери он денег не просил, да и ко мне за помощью не обращался. Но не воровал же!
— Вова говорил, что какой-то родственник в Ленинграде ему помогает, но я его ни разу не видела, а он не знакомил. Впрочем, мне это было неинтересно, да и не в этом дело. Понимаешь, жили мы так, жили, и я вдруг влюбилась. По-настоящему. В одного артиста из Ленкома, фамилию не скажу, даже имя, но оно было тогда на слуху, и ты его знаешь, по крайней мере, по фильмам. Ты не слышал эту историю?
