— Я так сказал — для сведения.
— А что еще известно о самом Степане?
— Хорошего мало — вроде, он спился, его из-за этого хотели с работы выгнать, но из уважения к прошлым заслугам попросту отправили на пенсию на пару лет раньше. Семью потерял — лет десять тому назад от него к своему начальнику, вместе с их пятнадцатилетним сыном, ушла жена. А еще через несколько лет все вместе они уехала на пээмжэ в Израиль. Вот, вроде, и все.
— Понятно. А когда пить стал — до того, как жена ушла или из-за этого?
— Не знаю, да и какая нам разница?
— У тебя в машине есть что-нибудь из выпивки?
— А-а, понял — тоже правильно! Там в бардачке водка. Возьми.
Машина, тем временем, выехала на окраинную булыжную и пыльную дорогу и, трясясь, покатила вдоль какого-то заводского забора. С другой стороны этой дороги в одну линию выстроились бараки, с обшарпанной штукатуркой, видимо, еще довоенной постройки. Затем машина въехали в какой-то небольшой квартал, замызганный и неопрятный, вмещавший в себя четыре или пять двух— и одноэтажных шлакоблочных и деревянных домов. Здесь, обогнув с правой стороны встретившийся им на пути сад, они остановились у самого отдаленного из строений.
Этот запущенный сад, за которым прятался искомый дом так, что при въезде в квартал был совершенно не виден, состоял из старых тополей, лип, сирени и уже закрасневшей рябины и был огорожен низеньким, по колено, заборчиком. Из глубины сада раздавался стук костяшек домино, скрытых за зеленью любителей самой советской игры в мире.
Николай вышел из машины и огляделся. Деревянный одноэтажный дом из почернелого бруса был слегка скошен набок, словно его кто-то ненароком толкнул, но упасть ему не дали завалинки, а стекла окон местами были заделаны фанерой. Дом этот имел два крыльца по одному с каждого торца строения, и крыльцо, перед которым они остановились, зарылось основанием в землю, и было ниже ее уровня. Здесь валялся, кем-то забытый или выброшенный за непригодностью, проколотый резиновый мяч. Метрах в десяти от крыльца дома, располагался, несвежей побелки, деревянный мусорный ящик. Крышка, от переполнявшего его мусора, была откинута, и в нем копалось несколько грязных голубей. У подножия ящика поедала объедки какая-то толстая серая собака, похожая на свинью-копилку. От всего этого веяло чумным унынием и запустением.
— Захолустье какое-то, словно рядом не современный город, а окраина рабочего поселения из прошлого века, — сказал Николай, вылезая из машины.
