«Что ж ты напился до смерти, дурья твоя башка? Почему не дождался меня? Я ведь знаю, ты хотел сказать мне что-то важное, наверное, назвать убийцу. А, может, тебя специально кто-то опоил?» — размышлял Николай.
Он закрыл уши руками — так гулко в них застучала кровь. Его обуял прилив ярости. В этот момент он решил, что кто-то все время опережает его на полшага и не дает ухватить за ниточку, которая позволила бы выйти на след преступника…
Молодой человек возрастом чуть более двадцати лет, в светлом льняном, слегка примятом костюме, с заспанным лицом, на котором короткая щеточка усов, под нависшим над ними крупным удлиненным носом, казалась искусственно приклеенной, стоял перед Венским замком Хоффбург на Альбертинплатц, 1 — зимней резиденцией Австрийских императоров династии Габсбургов. Он переминался с ноги на ногу, словно нетерпеливый скакун перед стартом, и шевелил пальцами рук, со следами краски на них, будто пытаясь ими за что-то ухватиться.
Великолепный комплекс зданий, с бесчисленными пристройками, статуями, колоннами, на фасаде и во внутренних двориках, возводимых столетиями, поражал его своим великолепием и роскошью. Ослепительная мраморная белизна дворцов была подсвечена золотом восхода, поджигавшего алое пламя в их стеклах. Здесь было место обетованное для небожителей — семьи Его Величества и императорского двора. Но последний позлащенный век дворянского величия недавно канул в лету и ныне, в наступившем двадцатом веке плебеев и демоса, многие из строений комплекса были превращены в музеи, и туда допускалась обычная публика приобщиться к истории Священной Римской Империи. А, значит, в сказку теперь мог попасть любой простолюдин.
Молодой человек был из числа этих самых последних, жаждавших оказаться внутри этого великолепия и самой Истории. Однако в сей ранний утренний час двери Хоффбурга пока что был затворены для посетителей, и до их открытия ему надо было томиться тут еще долгих полтора часа…
Пожилой здоровенный дворник, подметавший площадь перед дворцом, с прокуренными до желтизны усами и задубелым лицом старого моряка, только что сошедшего на пенсию прямо с палубы корабля, как бы ненароком, толкнул юношу древком своей метлы в бок, но вместо извинения язвительно буркнул:
— Нечего шляться тут в самую рань и мешать нести службу честным людям…
Молодой человек вздрогнул, вышел из ступора, ответил дворнику презрительным холодом синих глаз и отступил в сторону, давая ему дорогу, но дворник, словно не замечая, по-прежнему присутствовавшего здесь хлюпика, размашистым движением окатил того густым клубом пыли. Парень тихо выругался, сжал руки в кулаки, но связываться со здоровяком не стал. Отряхнувшись, он обернулся на удаляющегося под равномерные взмахи метлы дворника и бросил ему вслед обиженным голосом особенно звонко прозвучавшего в утренней тишине:
