И такими парадоксами, если разобраться, вымощена вся жизнь, как мостовая булыжниками. Это я ещё не беру самый худший вариант: если спасённый человек окажется на редкость отвратным существом, воплощением мерзопакостности и своей дальнейшей жизнедеятельностью принесёт окружающим немало горя и страданий. И где же здесь добро, а где зло, скажите на милость? Одно я знаю точно: ну не может быть добром то, что творится теперь на свете, язык не поворачивается назвать это добром! Однако равновесие, обусловленное правом выбора, поддерживается всегда.
За разговорами время прошло незаметно. Мы с Дормидорфом одновременно повернулись к шатру, когда услышали там приглушённую возню и монотонно-недовольный бубнёж.
– Проснулись, друзья? С добрым утром! – поприветствовал Дормидорф вылезавших из шатра Дорокорна с Юриником.
– Какое ещё утро? Ночь на дворе, темень кромешная, хоть глаз Дорокорну коли! – раздался недовольный бас. И тут же, перебивая его, писклявый голос, не допускающий возражений, пафосно заявил:
– Не ночь, а раннее утро, ты глаза просто открыть позабыл, маленький глупыш!
От этих вопиюще наглых слов Юриник мгновенно проснулся окончательно и уже раскрыл рот, чтобы дать наглецу справедливый и заслуженный отпор, но дед предусмотрительно сменил тему разговора на предстоящие сборы. Предостерегающе подняв левую руку, он спросил:
– А каким образом вы прибыли на Опушку Сбора? Пробирались своим ходом через леса?
Юриник нехотя отвечал:
– Пришли с оказией, на оленях. Мы их отпустили, у них были дела в соседнем лесу. Если нам приспичит, то мы с лёгкостью кого-нибудь найдём, тем более олени не лучшее средство передвижения, больно уж тряские и медлительные. Да и ноги по земле волокутся и за пеньки цепляются… кое у кого.
Дорокорн стойко выслушал слова Юриника, хоть и видно было, что ему это далось нелегко. Он позволил себе лишь слегка поморщиться, словно от надоедливой зубной боли, не более того.
Агрес вполне мог выдержать нас четверых, но, посовещавшись, мы решили продолжить путь на двух птицах, чтобы он не так сильно уставал. Найти здесь птеродактиля не составляло особого труда, тем более что Агресу стоило лишь робко заикнуться, как любой из них был просто счастлив услужить ему.
Расстелив скатерть и что-то пробормотав над ней, дед заказал завтрак и сытно накормил нас. После чего, прихватив свои немногочисленные вещички, мы отправились в дорогу.
Отойдя от лагеря на довольно приличное расстояние, Дормидорф издал условный короткий свист. Да так пронзительно, что у меня даже зубы засвербило. Кстати, тогда я вновь заметил светлый полированный шест в его руке, а в лагере я его точно не видел. Прямо палка-невидимка какая-то!
