В глазах у Воли уже стояли слезы.
– Ты отдаешь меня им… Всю, до клеточки… Ладно… Спасибо…
– Ну будет, шучу… Говорил же тебе – намаялся я в жизни, пока из астрофизиков «на землю» садился. Разорили меня кулачки столыпинские, догола местные фермеры колхозные раздели. Так я теперь и не ученый, и не землепашец. От этого и болтаю про взрыв. И брата мне жалко. Сотворит с ним Козлобородько что-то гнусное, чую. Я к нему в Пустое Рождество специально из-за Вальки приходил. Это пешком-то, каждый день! По местам нашим шел, печалился. Не хозяина места эти ищут – раба. А ты говоришь – взрывать не надо.
– Ты местных хорошо знал? – Воля попыталась увести мысли Андреевы в сторону. – Про Толю Морлова, композитора, правду этот, в аэросанях, болтал?
– Знал я Толю. Вздорный был мужчина и гордый. Но музыка у него – ничего себе была. Я разок слыхал: додекафония – жуткая! А сладко, а приятно.
– Погиб, замерз он…
– Знаю, слыхал.
– Как Орфей по лесу он шел. И – пропал, замерз бедолага.
– Как Орфей, говоришь?
– Ну да. Бессмертную мелодию тоже искал, видно. А может, жену будущую высматривал. Это, кстати, одно и то же. Да тебе, астрофизику, не понять, какое там…
– Орфей, ты сказала? Ну это навряд ли…
– А может, Толя, как Евстигней Фомин, новую оперу сочинял… Я, знаешь, либретто про Фомина пишу. Композитор такой гениальный был. Только жизнь его была – тайная, жизнь его – горькая и непонятная была…
– Так ты у нас еще и либреттистка? Ну тогда двигайся ко мне. Сейчас пощупаем, что это такое…
«Замерзающий Орфей»
(Зримое и незримое)
22 ч. 54 мин.
«Ты пройдешь зал до конца. Сделаешь все как велено, как учили. Еще метров тридцать. Брось вспоминать! И на скульптуры пялиться не фиг. Еще тридцать-сорок метров – потом на платформу. Там присесть на скамеечку. Отдышаться, оглядеться. Через пять минут вернуться в зал, чтобы они видели: ты вернулась. Ты делаешь все как приказывали. Идешь по дорожке гиблой. Только не сбиваться с шагу, не вспоминать!..»
Андрей ушел. Она сама его выпроводила: вдруг охрана очнется или Никта сдуру заявится.
Лежала на диване, ни о чем не думала. Сладкая и густая послелюбовная темень надвигалась на нее. Хорошо б в этой темени запропасть, сгинуть. Или еще больше сгустить ее какими-то действиями, словами какими-то! К примеру:
«Жила-была Воля. И жилось ей не так чтобы “дико круто”. Но и не шибко гадко.
А только вдруг все испортилось: захватили ее подонки. Сперва одни: в Пустое Рождество запроторили. Потом другие: на дачу.
