Не беспокойся и побудь немного у Вивье, я весь в работе, и она чем дальше, тем более захватывает меня. Я чувствую себя живущим в давних эпохах, потому что во мне, бесспорно, есть след тех минувших времен, и эта архитектура как будто пробуждает в глубине моего мозга что-то, что я прежде знал.
Я становлюсь архитектором, и так нужно. Потому что я доберу то, чего мне так не хватало для моих “Врат”. Пиши мне до востребования в Сомюр, Мен-и-Луара.
Я тебя целую и прошу как следует использовать Кампань (sic), чтобы набраться сил и провести еще одну зиму там, где тебе было так холодно.
Вообще же “Выздоровление” и “Прощание”, датированные 1892 годом, можно считать эхом тех мучительных эпизодов. Эта драма не обернулась для Камиллы творческим бесплодием: незадолго до 1894 года она закончила “Наследницу замка”, иначе называемую “Девочка из Илетт” или “Маленькая Жанна”. Таков парадокс творчества — чудесное детское лицо с отрешенным взглядом изваяла женщина, которой отказано в материнском счастье, к тому же терзаемая мыслью о жесточайшем жизненном крахе.
С 1892-го по 1893 год между любовниками начался разлад. К этому вело все. Уязвленное творческое самолюбие Камиллы, которая считала, что расчетливый мэтр использует ее в своих интересах, доказательством чему служит вся ее жизнь. Оскорбленные материнские чувства, а также, разумеется, конфликт с Розой Бере, которая, чуя угрозу своему положению, становится все агрессивней. Этот конфликт немало комментировали, основываясь на намеках Джудит Кладель. Но вернее было бы искать причины разлада не столько в ревнивой злобе Розы, сколько в неизбежности столкновения двух незаурядных характеров — рано или поздно оно должно было произойти. Можно удивляться другому: что связь двух людей столь бурного и столь несхожего темперамента продлилась около пятнадцати лет.
Какой итог можно подвести отношениям этой пары, если опираться лишь на скудные документы и отказаться от соблазна что-то домыслить и дать волю воображению — то есть не впутывать в дело свои фантазии, не имеющие ничего общего с исторической истиной?
Вывод первый: на сегодняшний день у нас нет доказательств, что Камилла питала к своему учителю то, что называют страстью. Ни одного пылкого, восторженного письма, ни одного свидетельства, что она вела себя словно околдованная, да и позднее она не выглядела оглушенной или потерянной, что можно было бы считать проявлением сердечной муки, глубокого чувства. Напротив, все наводит на мысль, что в привязанности Камиллы, вопреки ее пылкому темпераменту, было нечто рассудочное и рассчитанное, что свою роль сыграли соображения честолюбия. Нет сведений и о том, чтобы этот пылкий темперамент нашел для себя иной выход.
