- Ладно, - Антон собрался уходить, - чего тебе на ужин забросить?
- Слушай сюда. - Царенко, казалось, успокоился. - Ты должен меня отмазать. Это ты виноват, что мы влетели. Ты отмазался, отмажь и меня. Если меня посадят...
Антон вышел в коридор гауптвахты и закрыл за собой дверь камеры. В соседней по-стариковски тяжело кашлял генерал.
В прежние времена вечер и первая половина ночи были любимым его временем в карауле. Взводный приносил с собой свежие "Московские новости" и "Огонек", которые вдруг стало возможно читать без скуки, и погружался в них, отзываясь разве что на звонки с постов, сообщавшие о приближении дежурного по части или проверяющего. Сам же Антон либо тоже читал что-то, либо писал, устроившись за пультом связи. Всегда был горячий кофе, сухой аромат которого приятно контрастировал со спертым кисловатым воздухом караулки. Иногда они играли в шахматы или раскручивали огоньковские кроссворды. В разгадывании кроссвордов взводный был виртуозен.
- Восемнадцать стоя, - увлекаясь, почти кричал он, - "Река в Средней Азии". Отложили. Пять лежа. "Популярный русский поэт XVIII-XIX веков. Державин. Буква "В" - пятая в этой узбекской реке. Зеравшан.
Антон давился смехом, наблюдая его упражнения. Раз капитан чуть не сошел с ума - в редакции спутали сетку кроссворда и задание. Из разных номеров взяли. И то он заполнил половину.
На ужин Царенко отправили грузинских разносолов. Было у Антона заведено набирать в караул побольше магазинной, а еще лучше домашней еды. Ночи долгие, погрызть всегда чего-то хочется. Но в этот раз делал он все механически, по привычке. Чувствовал себя паршиво, а на еду смотреть не мог вовсе. Весь вечер просидел в оцепенении, упершись взглядом в ночное окно. Иногда выходил на плац и в тишине морозной ночи ходил вдоль караулки, не зная, куда себя деть. За забором понемногу гасли окна в очаковских домах.
- Иди спи, - в начале второго отправил его взводный, - проку с тебя никакого. - Ходишь туда-сюда, жить спокойно не даешь. Ну, сидит он. Сам виноват. Еще и тебя подставил. Пусть сидит. Чего ты дергаешься? Иди отсюда.
Набросив на плечи свободный тулуп, Антон нашел пустой топчан в комнате отдыхающей смены и лег.
Уснуть не мог. Лежал с открытыми глазами, слушал доносившийся из-за стенки разговор двух казахов. Неспешный был разговор, не утомительный. И непонятный. Казахский был разговор. Потом донесся голос взводного. Захлопали двери. Пришла смена. С соседнего топчана послышался осипший от испуга шепот Царенко: "Отмажь меня. Ты виноват, что мы влетели. Отмажь меня". И генерал Плющихин, напирая грудью на Антона, хрипел по-казахски: "Отмажь меня".
