Естественно, он поддерживал любую протестную активность, но сам ни на какие митинги не ходил и, сидя дома, ругал протестующих за мягкотелость и нерешительность. Когда же его спрашивали, что он предлагает, он начинал ругать Москву и тамошнее высокомерие, пространно рассуждая о том, что будущее за дезинтеграцией.
В качестве одиозного, но совершенно безвредного в практическим смысле оппозиционера он стал популярен у власти – в качестве мальчика для битья. Его регулярно звали на мероприятия «Единой России», во всевозможные патриотические клубы и на учебные семинары, ему казалось – за полемический задор, но на самом деле этот лысеющий, плохо одетый мужчина с клочковатой бородой как нельзя лучше соответствовал карикатурному образу оппозиционера.
В конфликте России с Украиной Жабреев, естественно, целиком встал на сторону последней и договорился до того, что призывал своих читателей вступать в украинскую армию или хотя бы слать туда деньги. Здесь у него впервые начались серьёзные проблемы, его вызывали в ФСБ и даже хотели судить, но в итоге обошлось. Свои страдания он использовался по максимуму, написав об этом много-много слов и дав несколько интервью расплодившимся украинским сайтам. Впрочем, постепенно он отошел от опасной темы и занялся туманным теоретизированием и публиковал мрачные пророчества о скором неминуемом распаде страны.
Так Жабреев встретил последнюю осень России.
Обычно в это время изрядно подмораживало. Но «в тот год осенняя погода стояла долго на дворе», и даже в конце октября дни выдавались замечательные. Михаил Сергеевич поздно лёг – писал очередную главу книги «Упразднение России». Несколько опубликованных в Сети глав спровоцировали бурную полемику, поэтому он решил написать максимально возмутительную книжку о том, что для всеобщего счастья и блага никакой России не нужно вообще. Как минимум она должна была принести славу, а как максимум – стать поводом для эмиграции, которой, как ему казалось, уже не оставалось альтернатив.
Он включил телевизор и случайно наткнулся на срочные новости. За внешним спокойствием диктора и складностью произносимых слов чувствовалось напряжение. Михаил Сергеевич уже столько лет пророчествовал гибель России, что настоящей агонии не заметил.
Когда по всем каналам зачитали обращение Международной военной администрации ООН, Михаил Сергеевич понял, что Россия сыграла с ним злую шутку: исчезла раньше, чем он успел предсказать и обосновать это исчезновение в недописанной книге и сделать себе на этом имя. Он впал в депрессию, тихонечко запил и вообще перестал обращать внимание на новости. Книгу забросил и стал серьёзно подумывать о том, что в новых условиях весьма кстати будет скорбь по утраченному величию, поиск виновных и призывы к покаянию. Он уже готов был приступить к новой книге, но ему внезапно предложили работу.
