— Я слишком много выпил, — сказал он.
— Да ну? Две кварты, насколько я понял.
— Я не помню сколько. Кажется, драка была?
— Вряд ли это можно считать дракой по твоим понятиям.
— Кто были эти люди?
— Разбойники, на которых ты напал.
— Мне надо было убить их.
— Возможно, но в твоем состоянии ты должен почитать за счастье, что сам остался в живых.
Друсс налил воды в глиняную чашу и выпил до дна.
— Ты мне помог, это я помню. Почему?
— Так, каприз. Пусть это тебя не волнует. Расскажи мне еще раз о твоей жене и о набеге.
— Зачем? Это все в прошлом. Теперь мне нужно одно: найти Ровену.
— Но тебе понадобится моя помощь, иначе Шадак не послал бы тебя ко мне. И я хотел бы знать побольше о человеке, с которым пускаюсь в путь. Понимаешь? Вот и рассказывай.
— Да нечего особо рассказывать. Разбойники…
— Сколько их было?
— Около сорока. Они напали на нашу деревню, перебили всех мужчин, женщин — тех, что постарше, — и детей, а молодых женщин забрали в рабство. Я был в лесу, рубил деревья. Несколько бандитов явились туда, и я убил их. Потом я встретил Шадака, который тоже преследовал их: они и на его селение напали и убили его сына. Мы освободили женщин, но Шадака схватили. Я спугнул их лошадей и напал на лагерь — вот и все.
Зибен с улыбкой Покачал головой.
— Этак всю дренайскую историю можно изложить, прежде чем яйцо сварится. Рассказчик из тебя аховый, друг мой, но это к лучшему: не будешь отбивать у меня кусок хлеба.
Друсс потер глаза и откинулся на мягкую спинку кресла. В тепле его разморило, и он еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким усталым. Последние тяжкие дни взяли свое — он уплывал куда-то по теплому морю. Поэт что-то говорил, но Друсс уже не слышал его.
Он проснулся на рассвете. От огня в очаге остались только тлеющие угли, и в доме никого не было. Друсс зевнул, потянулся, пошел на кухню и взял себе черствого хлеба с сыром. Запивая завтрак водой, он услышал, как скрипнула входная дверь. Вошел Зибен с белокурой девушкой, неся топор и перчатки Друсса.
— Это к тебе, старый конь. — Поэт сложил свою ношу и с улыбкой удалился.
Девушка застенчиво улыбнулась:
— Я не знала, где вас искать, но ваш топор сберегла.
— Спасибо. Я вспомнил — ты служишь в таверне. — На ней было простое линялое платьице, когда-то голубое, а теперь серое, но ее фигурка и теплые карие глаза были очень милы.
— Ну да. Вчера вы говорили со мной. — Она села, сложив руки на коленях. — Вам было очень грустно.
— Теперь я пришел в себя, — мягко сказал он.
