А потом вспомнился Тур. Расслабленно развалившийся в плетёном кресле на веранде, потягивающий сок из бокала, щурящийся на садящееся солнце и с лёгкой улыбкой в уголках губ что-то рассказывающий, сопровождая это обильной жестикуляцией свободной рукой. У него вообще была привычка всегда подкреплять слова жестами, как будто нужные эмоции не удавалось впихнуть в интонации и мимику. Солнце золотило прихотливо торчащие во все стороны вечно взъерошенные вихры, придающие этому солидному умному мужчине вид хулиганистого подростка. Каждая чёрточка его лица, — узкого, резного, с тонким носом, упрямым острым подбородком, резко очерченными скулами и яркими золотистыми глазами, — сейчас всплывала в памяти с болезненной чёткостью, стоило только закрыть глаза. Как и гибкое красиво вылепленное тело; поджарый, пропорционально сложенный, он напоминал собой хлыст. И быстрыми порывистыми движениями, и резкой бескомпромиссностью суждений — в том числе.
Вспомнились ребята. Степенный основательный тускло-золотой Янидар, начальник охраны. Задумчивый и мечтательный, на мой взгляд совершенно не подходящий для этой работы, Иржан; его чешуя была потрясающе красивого цвета, скорее бронзового, чем золотого. Тёмно-золотой язвительный, но болезненно благородный и честный Тумарин. И яркий, причём весь какой-то вопиюще яркий даже в человеческом облике, вспыльчивый и пугающе энергичный Манавур; совсем ещё мальчишка, даже моложе меня.
Вспомнилось, как бились светлые крылья Тура, когда он падал вниз, на голубовато-белый слепяще-яркий лёд, многовековым панцирем сковавший безразличные чёрные скалы. Судорожно, хаотично, как будто не хотели разбиться вместе со всем остальным телом, лишившимся головы; или, может, мне так казалось, а на самом деле их просто рвали острыми холодными когтями восходящие потоки?
Не обращая внимания на текущие по щекам слёзы и уже не испытывая беспокойства от необходимости ступать босыми ногами по холодной земле, я скользнула к выходу. В этот момент мне было глубоко плевать и на все рекомендации Кая, и на всем недовольного Ивара, и на весь этот разнокалиберный зверинец. Сознание один за одним выталкивало на поверхность обрывки воспоминаний о короткой жестокой драке, давшей Стервятнику хорошую поживу; мужчины дорого продавали свои жизни.
Прошёл первый шок от собственного воскрешения, отступила тревога за жизнь, схлынула жгучая волна любопытства и, наконец, пришло осознание всего произошедшего. И способа справиться со всем этим на земле я не видела.
