Александр видел, что напарник не проронил ни слова, но до него, Миронова, чётко доходили приказы сержанта: «Опасность слева», «Пригнуться», «Не отставать», которые он понимал и исполнял. «А, вон что, — догадался рядовой, — мы понимаем друг друга уже без слов! Он только подумает, и я ловлю его мысль, и отвечаю ему мыслью. Зачем нам слова?!».
Прохоров, шедший поперед Миронова в двадцати шагах, неожиданно охнул, камни полетели у него из-под ног.
— Сашок, выручай! Помоги! — кричал Иван Прохоров.
Теперь он опять с мыслей перешёл на слова.
В крике сержанта проступал страх.
Рядовой подбежал к товарищу.
Тот повис над обрывом, который не заметил, или который, может, тщательно замаскировали враги.
Иван наверняка скатился бы вниз, но, падая, он чудом успел ухватиться одной рукой за крепкие стволы кустарника, росшего у самой тропы, а другой — пытался найти опору и не находил её.
Миронов сбросил с плеча вещмешок, положил на него оружие, подполз к товарищу, хотел было своей рукой схватить его свободную руку, но Прохоров грозно прокричал:
— Не надо! Оба грохнемся туда! Давай ремень, растяни, завяжи узел.
Рядовой так и сделал.
Он упёрся ногами в камни, медленно подвигал узел ремня к свободной руке сержанта. Наконец, Иван ухватился за узел, а Миронов изо всех сил тащил его к себе. Вот уже сержант подтянул своё тело, одной ногой встал на камень тропинки.
В счастливый момент рядовой вдруг не выдержал нагрузки, камни-упоры вышибло из-под ног, он быстро стал скользить навстречу товарищу.
Оба полетели в пропасть.
— Ты чего разоспался! — толкнул Миронова повар. — И храпишь во всю ивановскую, да ещё и кричишь во сне! Забирай кашу и топай к себе.
— Я ничего, я так, — начал оправдываться рядовой, — задремал я, приснилась какая-то чепуха, страшно было.
Миронов подставил котелки, повар наложил каши.
Рядовой поспешил в свою траншею.
2
На Западном фронте неожиданно наступило краткое затишье, вызванное сильной непогодой. Солдатам можно было хотя бы час-другой отдохнуть от пуль и снарядов, оторвать глаза от прицелов.
В свежую глубокую траншею, накануне выкопанную советскими солдатами, сверху падали полусгнившие бурые листья, кругляши перекати-поля, сухие ветки с ближнего ольшаника, мягкие комочки глины.
— Громче! Не слышу, слова у тебя рвёт, — кричал сержант Иван Прохоров подходившему Александру Миронову, рядовому.
— А-ай…ку, — выдавливал солдат.
Но ветер и в самом деле комкал слова, нельзя было их разобрать.
Солдат объяснил просьбу на пальцах.
