. В настоящее время мы знаем, что еще в самом 1612 году князьям Трубецкому и Пожарскому слова Философова известны были приблизительно в том же освещении. «Они взяли, – пишут про поляков Трубецкой и Пожарский в Осташков в декабре 1612 года, – также несколько пленных из наших, между ними одного смоленского боярина
>281, Ивана Философова по имени, который разсказал врагу о том, как мы оклялись между собой, что мы будем считать всех польских и литовских людей за наших отъявленных, вечных врагов, а также отказались от его сына со всеми прочими. И когда король узнал, что он ничего не может сделать ни хитростью, ни силой, снова он должен был уйти назад со всем своим войском»
>282. Таким образом, сообщения Нового летописца совпадают в общем с официальными сведениями 1612 года и, вероятно, на них основываются. На чем же были основаны сведения московских военачальников? Не знаем в точности, на чем, но лично убеждены, что на показаниях самого Философова. Он, по-видимому, был отпущен или бежал из плена и, явившись в Москву, подал «сказку» о своем невольном пребывании у врагов и о своих речах полякам, причем придал им благоприятный для себя смысл.
Однако в настоящее время мы имеем другую версию показаний Философова и, думаем, гораздо более близкую к тому, что действительно говорил этот смолянин, сын боярский, очутившись в польском плену. Как свидетельствует донесение князя Даниила Мезецкого и дьяка Ивана Грамотина, служивших в то время Речи Посполитой, королю Сигизмунду и сыну его Владиславу, русские люди затеяли с посланными польского короля «задор и бой»>283. «И на том бою, – доносили Мезецкий и Грамотин, – взяли смольянина, сына боярского Ивана Философова, а в роспросе, господари, нам и полковником сын боярский сказал, что на Москве у бояр, которые вам великим господарям служили и у лучших людей хотение есть, чтоб просити на государство вас, великаго господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а именно де о том говорить не смеют, боясь казаков, а говорят, чтобы обрать на господарство чужеземца, а казаки де, господари, говорят, чтобы обрать кого из русских людей, а примеривают Филаретова сына и воровскаго Калужскаго. И во всем де казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят. А дворяне де и дети боярские разъехалися по поместьям, а на Москве осталось дворян и детей боярских всего тысячи с две, да казаков полпяты тысячи человек, да стрельцов с тысячу человек, да мужики, чернь. А бояр де, господари, князя Федора Ивановича Мстиславскаго с товарищи, которые на Москве сидели, в думу не припускают, а писали об них в городы, ко всяким людям, пускать их в думу или нет? А делают всякие дела князь Дмитрий Трубецкой, да князь Дмитрий Пожарский, да Куземка Минин. А кому вперед быти на господарстве того еще не постановили на мере»
