Заставил его тут же всенародно читать молитвы и, стоя в снегу, бить поклоны.
Потом отпустил. Было много народу.
10-го января
Это уж бог знает, что такое!
Положим, он член «Союза русских людей». Но все-таки.
Емельян сегодня отправился в часть, приказал поднять шары, звонить в звонок, и с пожарными, сам на трубе, поскакал в женскую гимназию.
Командовал:
– Качай!
Приказывал качать проходящим.
Подставлял к окнам лестницы, кричал:
– Ломай переплеты! Двери! Потолки!
И поливал выбегающих гимназисток водой.
Многие обледенели.
Чтобы выйти из неловкого положения, должен был телеграфировать в Петербург:
«В женской гимназии вспыхнули волнения, грозившие государству. Удалось погасить, не прибегая к помощи воинских частей».
Ах, Емельян!
11-го января
Сегодня Емельян меня осматривал.
На предмет принадлежности к иудейству.
– Ты, – говорит, – мне подозрителен, кто тебя знает!
Велел раздеваться.
Разделся.
Емельян похвалил мое сложение.
– Ничего еврейского в тебе не нашел. Можешь одеваться.
Потом хотел осматривать также мою жену.
– А может, ты на жидовке женат? Почем я знаю.
Умолил его, доказывая, что… предмет щекотливый… Вообще, признаков не бывает.
Согласился.
Только взял ее за волосы. Дернул несколько раз.
– Не ходит ли в парике? – говорит.
Дочь – ничего.
Дочь у меня все это время в погребице сидела. Печку ей там железную поставил, чтобы не замерзла. Девушка молодая. Из института. Требований патриотического момента не понимает.
Может нагрубить.
12-го января
Сегодня мне пришла ужасная мысль.
Я вставал, она была еще в постели. И вдруг она мне:
– А вдруг, – говорит, – твой Емельян самозванец. Весь город свидетельствует, а может быть, он в жизнь свою не видел ни Дубровина, ни Пуришкевича! Знаки на теле! А может быть, его секли. Арестант беглый!
Я кинулся и накрыл ей голову подушкой.
Себя не помнил от ужаса.
Тогда пустил, когда хрипеть начала.
– Ты, – говорю, – с ума сошла! Такие слова говорить! Прислуга может услышать! До него дойдет!
Полузадушенная, а свое твердит.
Вот женщина.
Уши затыкал.
Пилит:
– А ты пошли! Пошли!
Допилила.
Послал.
С ужасом жду ответа. Вдруг Дубровин:
«Не усматривая в вас достаточной веры, предлагаю немедленно оставить должность и сдать ее Емельяну».
Ночь, а не сплю.
Жду.
13-го января
Батюшки!
Что ж это?
Свидетельствовал… Полицеймейстер… Мария Стюарт в присядку пляшет… Емельян… Гимназистки… Самозв…
Тут чьей-то рукой было приписано:
«У Аммоса Ивановича отнялся язык, правая рука и правая нога, правый глаз стал стеклянным, а левый светится безумием».
