Харальд понимал, что так долго продолжаться не может. Немцы или найдут русского, или… Что означало второе «или», Харальд представлял себе смутно. Он чувствовал одно: возврата к прежней тихой жизни не будет. Ах, как бы он хотел сейчас жить, как жил раньше, никого не касаясь, ничего не зная, и заниматься только своим хозяйством. О-о, они жили с Ингер в достатке, у них было крепкое хозяйство! Он рыбачил, и улова хватало на продажу и себе. Была корова, приносившая каждый год по лобастому теленку, были куры, яйца не переводились. В чулане зимой и летом висел копченый окорок, который так любила Ингер. Они были счастливы. Что надо было еще? Ничего. Они ходили в такие ночи к озеру на покос. Под бледным небосводом было приятно идти по лугу, охлаждать росой босые ноги, пить из родника стылую и жгучую, как снег, воду. И все время чувствовать рядом жену, ее дыхание, голос, смех. И хотя раным-рано надо было снова уходить в море на лов и спать совсем не приходилось, такие луговые ночи были самыми счастливыми в его жизни. Все это теперь стало каким-то неправдоподобным, будто приснилось. Правдой, жесткой и неумолимой, было другое — русский в сарае. А за ним незримо стояла смерть в форме немецкого солдата.
Альма была в сарае, когда юноша пришел в себя. Она услышала вздох и быстро подошла, ибо вздох был не таким, как всегда, и она поняла, что случилось что-то необычное.
Русский лежал в тот день у окна, и на него падал солнечный луч, пробивавшийся сквозь шатер сосновых веток. Ресницы его вздрагивали, не раскрываясь, будто ему не хватало сил разомкнуть их. Но в них была жизнь, и Альма замерла в ожидании. Веки напружинились, налились силой, и глаза открылись. Взгляд скользнул поверху, потом по стенам и остановился на ней. Альма впервые увидела, что глаза у русского карие. Она улыбнулась. В глазах юноши появилось недоумение. Он опять повел взглядом вокруг, задерживаясь на каждом предмете, и теперь уже осознанное удивление было в его глазах. На лбу юноши появилась складка, какая-то мысль уже тревожила его, беспокоила.
Альма молчала, давая ему возможность освоиться и совсем прийти в себя. Взгляд русского снова остановился на ней. Альма опять улыбнулась. Глаза русского изучали ее. Во взгляде бился вопрос: где он? что с ним? кто она?
— Не бойся, ты у нас, — сказала Альма и подтвердила слова улыбкой.
Юноша прислушался к звучанию ее голоса, на лице его появилась тревога.
— Мы — норвежцы, — сказала Альма. — Норвегия.
