Американские дети играют с удовольствием, французские — по правилам, а русские — до победы | страница 53
Коммуникация в условиях строгой иерархии носит односторонний характер: сверху вниз. Инициатива «младших по званию» воспринимается как нарушение дисциплины. А в проблемных ситуациях мы исходим из того, что уже ничего нельзя сделать. «Ну, что тут поделаешь?» – наша коронная фраза.
Привычка подчиняться разрушает собственную волю ребенка. Точнее, исключает ее формирование.
Если только у ребенка не формируется внутреннее противостояние, он встает в оппозицию. Но это уже не воля, а своеволие, основной мотив которого – отстоять право не на разумное решение, а на любое, пусть самое худшее, но свое.
Страдание – ценнее для нас, чем счастье, совместная радость. Усилия по преодолению трудностей, напряжение всех сил и ресурсов необходимы для достижения цели. Счастье – это предельное физиологическое напряжение, возбуждение, которое может нарастать вплоть до истощения всех сил. Поскольку не всякое возбуждение автоматически достигает пика и заканчивается разрядкой, для разрядки используется конфликт, поводом для которого может быть что угодно.
Для русского человека важнее, чтобы соблюдались нравственные принципы. Говоря языком психоанализа, Супер-Эго у нас доминирует над Эго. Совесть, долг, служение призываются, чтобы разрешить или наложить вето на счастье. Вот почему мы испытываем сильнейшее чувство вины, когда на голову сваливается счастье. И страх сглаза в традициях нашего социума вполне обоснован: коллектив отберет и поделит на всех любое личное приобретение.
Русская литература XIX века продвигала масштабный нравственный проект. Нравственные оценки преобладали над личностными. «Жизнь скучна без нравственной цели, не стоит жить, чтобы только питаться, это знает и работник – стало быть, надо для жизни нравственное занятие», – утверждал Ф.М. Достоевский. Князь Мышкин в романе «Идиот» читает монолог о счастье («Посмотрите в глаза, которые на вас так смотрят и так вас любят»), и в момент наивысшей экзальтации у него случается сильнейший припадок. Писатель предупредил нас: счастье связано с таким напряжением сил и воли, что человек может не выдержать его и на пике счастья погрузиться в страдания, сойти с ума…
Моя коллега психолог-исследователь Елена Холондович провела частотный анализ ключевых произведений Федора Михайловича Достоевского и обнаружила с помощью математических методов, что слово «страдание» по мере развития его творчества, от «Белых ночей» до «Идиота», становится ключевым для автора, возводится в высшую ценность.