Давно привык к своему Геннадию и обычно не замечаю достаточно вольного поведения. Цену себе знает, и правильно. Кроме того, и кому доверять в Диком поле, как не старому знакомому и практически родственнику. И все же иногда он мне напоминал гранату с вырванной чекой. Может рвануть в любой момент, если обращаться неправильно. А точно расписанной инструкции не существует.
— От таких назначений не отказываются, — убежденно заявляет крестник, — удачу спугнешь. Она девка норовистая, один раз отвернешься, второй не подойдет. И ничем не подманишь.
— Дают — бери?
— А бьют — беги. Народ зря не скажет. Мудрые пословицы на пустом месте не родятся.
— Да-да! На войне рать крепка воеводой. Я мало того в полковых делах не разбираюсь, так и на смерть посылать должен буду. Вот здесь, — постучал по груди, — ноет.
— Это война, и на ней без смертей не бывает. А кому жить или умереть, решать не нам. Другой под огнем целый, а товарищ на ровном месте упал и шею свернул. Это я сам видел. Кисмет. Судьба, значит, такая. А правильная цель командира всегда одна: достижение победы с наименьшими потерями.
— И как мне этого добиться?
— А я на что?
Действительно, чего я раскис. Уж он должен во многом разбираться. А дальше поглядим. Все мои предприятия начинались с пустого места и без настоящего опыта. Половина офицеров не только военных училищ не заканчивали и в мирное время не особо утруждались службой. И ничего, воюют, и никто не ставит под сомнение их компетентность. Разве я хуже?
— Вот, — довольно объявил Геннадий, пинком отправляя к моим ногам оборванного типа, — поймали доглядчика.
За спиной у него привычно маячили бандитские рожи Федек. Кривого и спросонья не перепутаешь. Молча отмахнулся от часового. Все в порядке. Тот исчез, прикрыв за собой пологом вход в палатку.
— Это надо было обязательно проделать посреди ночи? — душераздирающе зевая, спрашиваю, не пытаясь изображать грозный вид. Раз уж приволок, создал себе труд часового отодвинуть, значит, смысл есть. Только от того не легче. И так со всеми полковыми заботами сплю часа три в сутки. Скоро стоя дремать начну и сам не замечу. Даже в Петербурге столько времени не отнимали заботы. Там за месяц новый завод не строился. — Зачем мне сдался этот армянин?
— Он вполне себе русский, — ощутимо пнув сапогом по заднице распростертого у моих босых ног человека, возразил геройский крестник.
— Афанасий я, Груздин, — поднимая голову, сообщил арестант. — Русский. — И он перекрестился, причем двумя пальцами. Гена бдительно надавил ногой, не давая распрямиться и держа в положении ничком. — И не прознатчик, честный человек.
