Литературная Газета, 6541 (№ 06/2016) | страница 47
И практически все стихотворения пронизаны романтизмом. Их строки по-женски беззащитны и тонки. Лирическая героиня представляется утончённой и изящной девушкой, которая любит мечтать, глядя на звёзды или на летящие снежинки.
Тамара ПУТИНЦЕВА
Новая доблесть
Новая доблесть
Книжный ряд / Библиосфера / Литпрозектор
Златова Аглая
Теги: Валерия Пустовая , Великая лёгкость
Валерия Пустовая. Великая лёгкость. Очерки культурного движения. – М.: РИПОЛ классик, 2015. – 352 с. – (Лидеры мнений).
Критиков в наше время по пальцам пересчитать. Товар штучный. Потому как все хотят сами писать, а не только чужое творчество разбирать. Их, критиков, две основные категории. Одни чутко и с пониманием берутся за исследование того или иного текста – осознают: произведение искусства – вещь хрупкая (а психика писателя тем более), и прикасаться к чужому творению – неважно, хвалишь или ругаешь – надо бережно и тактично. Другие, и их, к сожалению, большинство, ведут себя как мясники на бойне: ловко орудуют кровавыми руками, раздирая тушу, доставая ещё горячие дымящиеся внутренности... Эдакие тайные садисты. На лице никаких эмоций, разве что иногда только мелькнёт тень брезгливости. И именно к таким относится Валерия Пустовая, заведующая отделом критики журнала «Октябрь».
Но есть одна интересная закономерность. Чем талантливее критик, тем он менее резок в своих оценках, тем более способен увидеть талантливое в произведении собрата по перу. Это вовсе не означает, что нужно неудержимо хвалить автора только за то, что он вообще что-либо написал. Конечно, нет. Но это означает, что критику необходимо иметь врождённое этическое и эстетическое чутьё. Чувство меры. Природное благородство.
Валерии Пустовой оные достоинства ни к чему. Забавно: кандидат филологических наук, пишет она весьма путано и невнятно. Подобные рассуждения ничего, кроме изумления, не вызывают: «Время большой истории сегодня начало новый отсчёт. Проживание его в реальном пунктире дней – последнее средство от приворота исторического эпоса. И куда более эффективный способ понять суть истории, чудо её открытости и неповторимости, упускавшееся из виду, пока от времени не ждали нового, прошлое сворачивали в цикл, а себя мнили легко опознаваемыми проекциями исторических прецедентов». В этой тяжеловесной фразе эстетствующего мясника «прекрасно» всё: и «приворот исторического эпоса», и «прошлое сворачивали в цикл», и неуклюжее «упускавшееся из виду», а особенно – «себя мнили легко опознаваемыми проекциями исторических прецедентов». Думала я, думала: что же это, чёрт возьми, за проекции исторических прецедентов? Нет, не осенило. Но стало ясно: невнятное изложение мыслей свидетельствует только лишь о том, что сами мысли, приходящие в голову Пустовой (так и хочется перефразировать – в Пустовую голову) невнятны. А вот ещё перл: