Литературная Газета, 6539 (№ 03-04/2016) | страница 48
Лично для меня более существенным вопросом является вопрос не о факте исчерпанности, а о том, что именно будет «после постмодерна» – аксиомодерн или что-то ещё. Но это тема отдельного разговора. И конечно, корень «модерн» вовсе не означает, как предположил мой оппонент, что «аксиомодерн зовёт нас от постмодернизма обратно к модернизму». Ни в коем случае. Во-первых, аксиомодерн «через голову» постмодерна противопоставляет себя модерну в историческом понимании термина (эпоха Нового времени), а не модернизму – направлению в искусстве ХХ века. И связь с модерном остаётся в том смысле, что научно-критическое мышление, изрядно «просевшее» в массах в эпоху позднего постмодерна, займёт подобающее ему место, однако это не отменяет подчинённости данного мышления принципам более высокого морально-этического уровня.
Протоиерей Дмитрий Савельев прав, делая вывод: «за словом «аксиомодерн» стоит не столько констатация, сколько призыв. Александр Щипков настойчиво призывает художников к очередной смене вех». Да, призываю. И не только художников. Смена вех неизбежна, от нас лишь зависит, в какую сторону она будет происходить. В сторону аксиомодерна или новой пещерной эпохи. Пока ещё выбор за нами.
Целебная сила
Целебная сила
Литература / Литература / Территория песни
Чёрный Дмитрий
Теги: литературный процесс
Одинокий волк. Полумёртвый волк. Красная тропа. Белые снега.
Выстрелы гремят. Волк ушёл в поля. С вертолёта светом мёрзлая земля.
Поле волку мать. Тяжело укрыт листьями осенними, воет и рычит.
И на нём стога, и под ним стога. У речушки Леньки застыли берега.
Выстрелы гремят. Топчут люди снег. Шёпотом крадутся, а его здесь нет.
Приняла земля волка-дикаря, под туманом спрятала лист календаря.
Стихли смертоносные звуки, и беда отползла до города, будто навсегда.
Утром стряхивая снег, сбросив шерсть свою, одинокий серый волк снова в строю.
Ольга Артёмьева,
7 декабря 2015 года, Москва
Пару лет назад мы с Михаилом Андреевым наставляли девушку из Белоруссии. Дело было зимой в шумном кафе на Ленинградке.
Что было удивительно в МихАндрыче (так я его тайно для себя зову) – он старался не навредить своими советами. Не возвышался, а как тонкий педагог больше подсказывал намёками, мимикой, улыбкой. Я-то норовил черкать, как-то резче её отваживать от хождений в метафизицы.
Андреев кофе практически не пил, а я ещё тогда обратил внимание: он на стадии, когда уже вторую чашку, второй глоток вина делать не требуется. Зрачки кедрового оттенка не требуют кофейно-зернистого допинга. А лучше просто – говорить, понимать…