Если всё же переходить от проблем литературной периодизации и классификации к конкретным литературным фигурам, то и следующий вопрос Дмитрия Савельева – о бардах – сразу напрашивается. И мой собеседник сам на него отвечает: в этой «поэтической струе» нет ничего «бронзового». Согласен. Практически ничего нет. За исключением, быть может, Владимира Высоцкого. Дар Высоцкого, принадлежащий по своей природе стихии бронзового века, должен был подстраиваться под идейный репертуар того круга, к которому Высоцкий принадлежал, под любимовское влияние и театрально-фрондёрский пафос «Таганки». «Бронзового» по складу дарования Высоцкого пытались «посеребрить». И это было не последней причиной его внутреннего надлома.
В основном же барды действительно принадлежат к «серебряной» парадигме. Особенно ярко это видно по текстам Окуджавы с подчёркнуто как бы дореволюционной и несколько манерной эстетикой. Бардовское движение достаточно массовое. Бо´льшая его часть так и не вышла за рамки кострово-походной романтики.
Вообще-то все эти соображения вовсе не идут в разрез с позицией моего оппонента. Единственное, что стоит подчеркнуть: в силу ряда причин явления Серебряного и бронзового веков не всегда отделены друг от друга чёткой временной границей – если говорить об историческом, а не литературном времени. На фоне «бронзы» ещё видны холодные отливы «серебра» и наоборот. Например, Ахматова жила и писала тогда, когда «бронза» уже входила в силу, была наставницей вполне себе «бронзового» питерского кружка: Бродский, Рейн, Уфлянд, Бобышев…
Собственно, надо сказать, что в строго литературном смысле между Серебряным и бронзовым веком нет антагонизма. Антагонизм возникает лишь в сознании представителей культурных институций 90-х, пожелавших утвердить парадигму Серебряного века именно как социально-политическую ценность, главенствующую в культуре постсоветского периода. То есть к литературе была применена логика политических процессов и ХХ съезда, логика разоблачающая, а не анализирующая.
Социальные акценты в описание культурной реальности были внесены задолго до меня и неоднократно. Разговор о бронзовом веке, затеянный мною, просто вынужден учитывать эту реальность. Конечно, такой комментарий сам по себе приобретает социально-политической смысл. Но обойтись без него тоже нельзя – мы имеем перед собой свершившийся факт. Вот и приходится светить «отражённым светом» чужого политизированного подхода к культуре.
