Поводом послужило очередное Илькино наказание. В ту ночь Устюгов задержался вместе с Новожиловым в Ленкомнате. Они вместе разукрашивали «дембельский» альбом Новожилова. Транзисторный приемник пробил полночь, когда Устюгов потянулся и встал из-за стола. Перед сном он решил перекурить. Вошел в курилку и вдруг за дверью туалета услышал чьи-то всхлипывания. Устюгов открыл дверь. В углу на корточках сидел Илька и отчаянно плакал. В правой руке он держал бритвенное лезвие. Услыхав скрип двери, Илька бросился на четвереньки и принялся быстро скоблить лезвием плитки пола.
Устюгов почувствовал, как злоба затопила ему глаза. Он сунул папиросу обратно в пачку и скомандовал:
— Эй, военный, ко мне!
Илька встрепенулся, подбежал и замер по стойке «смирно».
— Гростиньш приказал?
— Так точно, товарищ младший сержант, — выкрикнул Илька. Все лицо его распухло от слез, а глаза не мигая смотрели на дембеля. Устюгов протянул руку, и, забрав лезвие, кинул его в ведро. Илькины брови от удивления переломились пополам, а глаза расширились от испуга.
— Пойди, позови Гростиньша, — сказал Устюгов.
Илькин испуг перешел в настоящий ужас. Он секунду помедлил и неуверенно проговорил:
— Мне сказано, чтоб будить, когда закончу. Как же я…
— Бегом за Гростиньшем, — рявкнул Устюгов, и молодой солдат опрометью кинулся вон из туалета. Устюгов вышел в курилку и присел на подоконник, засунул руки в карманы. Плечи его напряглись, лопатки взгорбились, сквозь х/б отчетливо проступили сжатые в карманах кулаки. Из-за двери донеслось шлепанье домашних тапок и в курилку вошел Гростиньш. Он был в тренировочных брюках и гражданской цветастой майке. Ладонью левой руки Гростиньш тер глаза и отчаянно зевал.
— Здорово, Петька, — сказал Гростиньш, подходя и протягивая руку, хотя за день они виделись и разговаривали, наверное, раз десять, — чего тут мой оболтус натворил?
Устюгов ответил на рукопожатие и сказал:
— Слушай, Айвар, у меня к тебе просьба — оставь парня в покое.
Гростиньш удивленно посмотрел на Устюгова.
— Ты чего это? Почему?
— Да так… Не трогай и все. Я прошу.
— Разве вы земляки? Ты же питерский.
— Какая разница? Я прошу тебя не трогать парня, — голос Устюгова все больше натягивался.
— Да ну тебя к черту, — в свою очередь разозлился Гростиньш, — чего ты в мои дела лезешь? Еще не отвык командовать? Так здесь тебе не учебка — живо рога обломаем.
Этого говорить не стоило. Последняя фраза оказалась явно лишней, ее Устюгов проглотить уже не смог.
