В этот раз Малеха раздобыл сразу два адреса. По одному он направил Устюгова с Новожиловым, по другому ушел сам с двумя бригадными партизанами.
Требовалось перекрыть крышу на сарайчике. В первый же день, отрывая слегу, прижимавшую куски толя, Устюгов провалился ногой в лопнувшую кровлю и сильно поранил колено. Хозяйка, нестарая дородная женщина, работавшая в деревенской школе завхозом, кассиром и преподавателем немецкого языка одновременно, перепугалась и предложила проводить младшего сержанта к фельдшерице. Он отказался от помощи и пошел сам. Усадьба фельдшерицы располагалась на самом краю деревни, упираясь разрытыми картофельными грядами в длинный невысокий косогор. При доме был и медпункт.
Саму фельдшерицу Устюгов застал во дворе. Она стояла спиной к воротам в неуклюжем черном ватнике и кирзовых сапогах, колола дрова.
— Давайте помогу, — предложил Устюгов, удивляясь тому, что солдаты обошли этот дом стороной.
Фельдшерица обернулась и оказалась совсем молодой еще женщиной, ну разве чуть постарше его самого.
— У меня самогонки нет, — хмуро ответила она и уже было вновь подняла топор, как заметила рваную штанину и кровь на колене гостя.
Устюгов сидел на топчане в пустой, белой и холодной комнате медпункта, а фельдшерица перед ним на корточках забинтовывала его колено. Она была немногословна, двигалась быстро, но угловато и, что огорчило Устюгова, была некрасива. Правда, что-то неуловимое все же привлекало в ней, но что именно, разобрать было трудно. Возможно, взгляд карих глаз, добрый и умный.
На следующий день Устюгов с удивлением обнаружил, что первая его мысль после пробуждения была о фельдшерице. О том, что после обеда он пойдет на перевязку, и что подумал он об этом не без удовольствия.
В этот день Устюгов работал из рук вон плохо, загубил две остродефицитные в этих краях доски и был по этому поводу громко обруган Новожиловым. За сытным хозяйским обедом Устюгов отказался от самогонки, чем вверг в изумление и окончательно испортил настроение напарнику.
В медпункт Устюгов приковылял, отчаянно хромая. Перевязка заняла не больше десяти минут и прошла в полном молчании. После окончания Устюгов потоптался в дверях, колупнул ногтем краску на притолоке, потер нос и, сказав «спасибо», вышел. Весь вечер был хмур, неразговорчив и от самогонки не отказывался. Засыпая, он видел в наплывающем сонном тумане фельдшерицу в синем платье выше колен. Ноги у фельдшерицы были ровные и чуть полноватые. Платье имело глубокий вырез и когда она наклонялась к ноге младшего сержанта, у того перехватывало дыхание.
