Именно открытый дымоход для младших предков и открытый вход для старших, – а не устный призыв – являлись приглашением для прародителей. При устном призыве они могли счесть приглашение неискренним, и, как следствие, отказаться от визита к своим потомкам. Это было бы, конечно, большой бедой для последних, которые лишились бы в таком случае покровительства и защиты своих могучих предков: важность этого праздника заключалась отнюдь не священных премудростях, а в простом почитании собственных высших хранителей.
Стремлением угодить предкам объяснялся и богатый пир, устраиваемый в конце Праздника Прародителей, на котором каждая хозяйка стремилась перещеголять остальных в мастерстве приготовления пищи и в разнообразии кушаний. Учитывая скудное количество продуктов, производимых на острове, женщинам приходилось проявлять чудеса изобретательности, – но тем лучше проявлялось их искусство и тем ценнее были похвалы участников пиршеств.
Мауна по праву считалась в своей деревне непревзойденной мастерицей по приготовлению еды. Она могла из батата приготовить более двадцати вкусных блюд, из курицы и дичи более тридцати блюд, а из трав, водорослей, растений и кореньев – более сорока; кроме того, она умела делать особо любимые женщинами и детьми сладкие кушанья из застывшего сока фруктов и цветочных лепестков.
На Празднике Прародителей Мауна решила показать всё на что способна, и причиной этого были не только желание задобрить предков и честолюбие, но и твердое ее намерение добиться избрания Капуны старостой деревни. Поскольку сам Капуна не отличался качествами, позволившими бы ему стать старостой, его жене приходилось полагаться в основном на себя в таком важном деле; следовательно, укрепление ее авторитета в деревне было необходимо.
Забыв о своем недомогании, связанном с беременностью, Мауна с раннего утра принялась жарить, парить и варить. По ее просьбе Капуна сложил около хижины второй очаг, и Мауна успевала готовить сразу на двух огнях – на том, который в доме, и на том, который на улице. Капуна сбился с ног, выполняя распоряжения жены, подавая ей то одно, то другое, но Мауна не знала усталости: кушанье за кушаньем поспевали у нее, и скоро весь двор около дома был заставлен горшками, мисками и плошками с едой, а были еще яства, разложенные на широких листьях деревьев, похлебки, налитые в кувшины, и густые горячие соусы, булькающие в глубоких деревянных поддонах.
Капуна пришел в отчаяние: ему предстояло отнести все это на общий деревенский стол, да еще позаботиться, чтобы ничего не пролилось, а также чтобы не остыло то, что должно было быть горячим, или не согрелось то, что должно было быть холодным. Мауне и здесь пришлось брать бразды правления в свои руки, – и, следуя ее указаниям, Капуна справился со своей нелегкой задачей.
