Затем из храма вынесли новый огонь, женщины радостно зажгли от него факелы и унесли частицу этого огня домой, для своих очагов; тем, кто жил далеко от Священного Поселка, приходилось нести факелы всю ночь и следить, чтобы огонь не погас.
На следующее утро батат из урожая этого года готовили на новом огне и ели, приправив густым соусом из пряных семян. Днем наступила пора праздничного пиршества, а вечером во всех селениях разожгли костры, и все танцевали вокруг священного огня. Наконец, люди обмазали себя белой глиной и купались в проточной воде; из воды они выходили в уверенности, что теперь чисты перед богами, – так что расходились участники праздника в мире и радости…
Баира и Аравак удалились от людей еще до того, как началось массовое купание: верховному жрецу и вождю не пристало являть свою наготу перед народом. К ним присоединился и Тлалок, который хотя и был только сыном вождя, то есть по старым понятиям простым обычным человеком, но согласно новой утверждающейся традиции считался возвышающимся над прочими людьми. Это подтвердил, в сущности, и Баира, допустив Тлалока в ту часть храма, куда могли входить лишь верховный жрец с помощником, а также, в редкие праздники, вождь. Молодой жрец, помогающий Баире снять тяжелые праздничные одеяния, удивленно покосился на Тлалока, но не сказал ни слова. Расставив на особом столике праздничные кушанья и хмельные напитки, он удалился; Баира, Аравак и Тлалок остались одни.
Вождь принял на себя обязанности распорядителя за столом: наполнив чаши своих сотрапезников и свою чашу, он произнес:
– Славься Мать-Земля, прародительница богов и самая могущественная из богинь! Да не иссякнет вовек твое плодородие!
– Славься Мать-Земля! Славься вовек! – повторили Баира и Тлалок.
– Позволь мне, верховный жрец, положить что-нибудь из этих яств? Их вид и аромат восхитительны, нигде кроме Дома Посвященных не умеют так хорошо готовить. Это ведь оттуда принесли? – сказал Аравак, зная, что вкусная еда – слабость верховного жреца и одновременно его увлечение: Баира просто не мог устоять перед ней, и, мало того, сам придумывал новые способы приготовления пищи.
– Мы готовились разговеться после воздержания, – пробормотал Баира, не понимая, упрекает ли его вождь за чревоугодие, или это искренняя похвала.
– Все правильно, так того и требует обычай, – согласился Аравак, и верховный жрец не уловил в его голосе и тени насмешки. Тогда Баира оживился и сказал, указывая на стоящие перед ними миски:
