. Примерно в ту же эпоху 1870-х гг. Муравьев-Апостол в разговоре с В. Е. Якушкиным утверждал, что «именно 1812 год, а не заграничный поход создал последующее общественное движение, которое было в своей сущности не заимствованным, не европейским, а чисто русским»
[22]. При таком взгляде война 1812 года становится уже не этапом в биографиях будущих декабристов, а символом их движения.
Биографическое и символическое осмысление войны 1812 года декабристами отражены в источниках, различающихся по времени создания. Первые создавались во время войны. По понятным причинам их не было и не могло быть много. Наиболее значительные из них – «Письма русского офицера» Ф. Н. Глинки, точнее их часть, которая непосредственно посвящена Отечественной войне 1812 года[23], дневник П. С. Пущина[24] и «Размышления русского военного о 29 “Бюллетене”» М. Ф. Орлова[25]. Более многочисленная группа текстов относится к послевоенному времени. Сразу после войны В. И. Штейнгель написал «Записки касательно похода Санкт-Петербургского ополчения против врагов отечества»[26]. Почти одновременно с этими «Записками» появилась статья Ф. Н. Глинки «О необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года»[27]. К двадцать седьмой годовщине Отечественной войны Ф. Глинка написал «Очерки Бородинского сражения»[28], представляющие собой яркое и увлекательное повествование о крупнейшей битве 1812 года.
Отдельную группу представляют собой воспоминания декабристов, создававшиеся после восстания 14 декабря 1825 г.[29] В них участие в войнах против Наполеона и в тайных обществах представляются как явления одного порядка. Даже в тех случаях, когда эта связь отчетливо не артикулируется, она присутствует как подразумеваемая или сама собой разумеющаяся. 1812 год выступает здесь не просто как факт биографии, а скорее как факт, дающий право на Биографию. И это право, открывшее перед мемуаристом путь в историю, становится не просто аргументом для оправдания дальнейшей политической деятельности, но прообразом самой этой деятельности.
Мостом между войной и тайными обществами стала идея патриотизма, обострившаяся в 1812 г. Как отмечал декабрист А. Н. Муравьев, «дух патриотизма без всяких особых правительственных воззваний сам собою воспылал»[30]. Условия военного быта, партизанские действия сблизили молодых дворян-офицеров с русским народом и заставили их размышлять в дальнейшем над его судьбами. «Девятнадцатый век взошел над Россией не розовою зарею, а заревом военных пожаров», – писал А. А. Бестужев
