Я завозилась с ключами в замке, гадая, как долго это продлится. Может, только сегодня, или придется ждать, пока мой статус нового объекта для любопытства сойдет на нет. На меня пялились целый день, но никто, кроме Джеймса, Дилана и Авы не подходил. Я не удивлялась. Все знакомы друг с другом еще с пеленок и сформировали свои группки еще с детского сада. Мне здесь было не место. Я знала это, они тоже знали это, и меня это вполне устраивало.
— Я не хожу на свидания.
Слова вылетели прежде, чем я смогла остановиться, но теперь нужно было договаривать.
— Даже дома не ходила. Просто… не знаю. Ничего личного. Я не пытаюсь оправдываться. Но серьезно — я не хожу на свидания.
Вместо того чтобы выглядеть разочарованным или удрученным, Джеймс посмотрел на меня своими широко распахнутыми голубыми глазами и с ничего не выражающим лицом. Секунды шли, я почувствовала, как мои щеки краснеют. Судя по всему, свидания со мной были последними в его планах.
— Я считаю тебя симпатичной, — я моргнула. Или нет. — Но ты по меньше мере восьмерка, а я — четверка. Нам не разрешено встречаться. Так твердит общество.
Разглядывая его, я попыталась понять, был ли он серьезен. Не похоже, что он шутил, но парень снова на меня пялился, будто ожидал какого-нибудь ответа, кроме фырканья.
— Восьмерка? — выпалила я. Единственное, что мне удалось придумать.
— Может, девятка, если накрасишься. Но мне нравятся восьмерки. Такие не заморачивают себе голову, как девятки. А десятки только и знают, как быть десятками — как Ава.
Он говорил серьезно. Я повернула ключ в замке, жалея, что у меня не было телефона, чтобы сделать вид, что кто-то звонит мне.
— Ну… спасибо, наверное.
— Не за что, — он сделал паузу. — Кейт? Можно кое-что спросить?
Я закусила губу, чтобы сдержаться и не сказать, что он уже это сделал.
— Конечно, валяй.
— Что не так с твоей мамой? — выпалил Джеймс.
Я замерла, а мой желудок скрутило в тугой узел. Несколько мгновений я ничего не говорила, но он все равно ждал ответа.
Моя мама. Ее болезнь была последней темой, которую я хотела затрагивать. Казалось неправильным делиться этим, будто при этом я делилась и ею. А мне эгоистично хотелось оставить ее для себя на последние несколько дней, недель, месяцев — сколько бы времени ни осталось. Я хотела его только для нее и себя. Она не была цирковой зверушкой, на которую они могли пялиться, или сплетней, которую можно шептать в коридорах. Я не дам им сделать это. Не позволю омрачить память о ней.
