Я присела у ее кресла и взяла девушку за руку.
— Не извиняйся. Ты ничего не могла сделать, и мне жаль, что и ты пострадала от рук этих мерзавцев.
Ее нижняя губа задрожала; Каллиопа явно прилагала все усилия, чтобы не расклеиться окончательно.
— Надо было подождать пару минут. Я сглупила, а ты ведь могла из-за этого умереть!
— Но не убило же. Мы обе в порядке. Вернее, мы трое в порядке.
Она уставилась на меня круглыми глазами.
— Но вы с Генри…?
Я сглотнула комок в горле.
— Все хорошо, Каллиопа, правда. Рано или поздно это должно было случиться. Как бы там ни было, если все плохо кончится, я все равно этого не запомню.
Судя по мрачному выражению ее лица, она ни капли мне не поверила. Чего уж там, я сама не верила своим словам. Резкая реакция Генри на афродизиак отвлекла меня от мыслей о том, что прошлой ночью случилось нечто очень важное, но я не до конца это осознавала. Это должно было стать великим событием в моей жизни; я должна была чувствовать себя оскверненной, опороченной. Ну или хотя бы недоумевать из-за своих чувств по отношению ко всему случившемуся. Но о Генри я волновалась гораздо больше, чем о себе.
— С чего ты взяла, что это было неминуемо? — осторожно спросила Каллиопа. — Ходят слухи, что он никогда… что он и Персефона даже не… — девушка смущенно замолчала.
Я открыла было рот, намереваясь сказать что-нибудь разумное, но единственное, что мне удалось выпалить, было:
— Он был девственником?!
— Никто не знает наверняка, — быстро заговорила Каллиопа. — Он был тот еще собственник, но при этом искренне любил Персефону. Просто эти чувства не были взаимными. У них были разные спальни.
Я нахмурилась.
— Ну, в моем случае, он может об этом не беспокоиться.
— О чем?
— О взаимных чувствах. В смысле, встреться мы на улице, я бы даже не подошла к нему — он же писаный красавец! — Мне вспомнились слова Джеймса, сказанные много месяцев назад, и это вызвало у меня слабую улыбку. — Он десятка. Даже двенадцатка, я и близко рядом с ним не стояла. Мне бы никогда не хватило храбрости заговорить с ним. Но, узнав его…
Мне было стыдно и трудно это признавать, но такова правда. Может, если Каллиопа поймет меня, то перестанет чувствовать себя виноватой из-за случившегося.
— Я люблю его. Не понимаю, как кто-то вообще мог знать его и не любить.
Каллиопа потупила взгляд в ковер, ее щеки залились румянцем.
— Я тоже.
Я молчала, не зная, что и ответить. Она поняла, что сказала это вслух? Девушка замолчала, и я не стала на нее давить. В конце концов я понялась на своих затекших ногах и уселась в кресле, кривясь от боли в голове. Это, конечно, не конец света, но этих ощущений хватило для радости, что мне не придется спускаться в банкетный зал на ужин.
