Я подняла брови.
— А ты можешь?
Парень меня проигнорировал.
— К тому же, у тебя не хватит сил, чтобы спуститься в Подземный мир и допросить Ксандера. К счастью, это и не нужно. Я уже знаю, что произошло.
Я прижала Пого к груди, находя утешение в этом теплом комочке шерсти. Мне не хотелось задавать вопросов, из страха узнать, что Тео тоже виновен, и я промолчала. Генри не мог копаться в моем шкафу вечно — рано или поздно он все расскажет, и неважно, хочу я этого или нет.
Прошла минута, наконец он выложил чистую пару джинсов и белый свитер на кровать.
— Тео говорит правду и посему не будет наказан. Твой приговор Аве вполне подходит, так что я не стану вмешиваться. Только проинструктирую остальных, чтобы проследили, что она следует твоим указаниям. На этом все.
Я кивнула. Опустив Пого на пол, я взяла одежду и пошла переодеваться за ширмой в углу. Больше говорить не о чем, и груз приговора упал на мои плечи. Правильно ли я поступила? Или виной всему вспышка ярости? Как Ава, такая одинокая в этом поместье, выживет без меня и Тео?
— Значит, увидимся за завтраком, — сказал Генри, хоть от мысли о еде меня тошнило.
Я услышала, как открылась дверь, и затем последовала тишина. Отвлекшись на то, как я поступила с единственной настоящей подругой в Эдеме, я застегнула джинсы и вышла из-за ширмы. В ту же секунду обнаружилось, что Генри все еще в комнате. Его плечи поникли от невидимого груза. Он засунул руки в карманы, выглядя точно так же, как в комнате Персефоны, и во мне загорелась искра страха. К счастью, его глаза не затухли, как много недель назад — парень устал, но не сдался.
— То, что ты сделала сегодня, было нелегко, но необходимо. Даже представить не могу, как сложно тебе было, особенно если учесть, что вы с Авой подруги.
— Были подругами, — прошептала я, но Генри вряд ли услышал.
— Не вини себя. Она в ответе за свои действия — не ты. Я не жалею, что позвал ее сюда, зная, что до этого момента она составляла тебе приятную компанию. Твои безопасность и счастье — самое главное для меня.
Я кивнула, и он ушел. Оглянувшись на подаренное им отражение, стоявшее на прикроватной тумбочке, я почувствовала себя еще более виноватой. Каким бы ни был проступок Авы, я не смогла ее уберечь. Как же мне защитить Генри?
Даже если это не было испытанием, впереди меня ждали еще парочка. Одно неправильное слово, мысль, поступок — и все кончено. Жизнь Генри была не менее хрупка, чем жизнь Ксандера или мамы. Я начинала ломаться под тяжестью борьбы за него в одиночку. Генри стоял на обочине, потому что я его туда затащила, заставляя обращать на себя внимание, но я не могу вызвать в нем жажду к жизни. Я единственная, кто борется за него, и меня начинают одолевать сомнения, что я справлюсь с этой задачей.
