Записки солдата | страница 90



Ивась постоял в церкви, прочитал несколько молитв, поглядел на бородатого боженьку на потолке — из брюха его торчал крюк, на котором висело паникадило, налюбовался картиной Страшного суда, где тот же боженька, уже вместе со своим сыном, сидел на облаках и собирался судить мертвецов. Мертвецы, разбуженные ангелом, летавшим по небу с трубою, вылезали из могил. Но все это не могло отвлечь от мысли о грушах.

Посещение церкви и вообще-то было для Ивася одной из самых неприятных и нудных обязанностей и выполнял он ее только из страха перед наказанием. А теперь, когда груши так и стояли перед глазами, пребывание в церкви стало просто мукой. К тому же мелькнула мысль, что, пока закончится служба, тетка распродаст груши и ему не достанется.

Ивась вышел из церкви и побежал к торговцам. От сердца сразу отлегло — груши еще были. Ему насыпали за копейку полный карман. Хотелось попробовать, но при всех было неловко, и он, облизывая с пальцев сладкий, липкий сок, решил, не дожидаясь конца службы, пойти домой.

Прибежав в школу, он потихоньку вошел в пустой класс и торопливо, боясь, что зайдет мать или младший брат, который может потом рассказать матери, стал глотать груши.

При этом Ивась не испытывал обычного наслаждения, какое бывает, когда ешь что-нибудь вкусное в компании братьев или соседских мальчишек, откусываешь понемножку и всякий раз причмокиваешь, хочется подразнить остальных, разжечь зависть конфеткой, или грушей, или лесным яблочком, и страшно, что у тебя отымут.

Нет, сейчас ничего подобного Карабутча не испытывал. Он проглотил груши, получив от этого не больше удовольствия, чем если бы съел ломоть хлеба. И только когда карман опустел, мальчуган вспомнил, что из церкви еще не выпускали, что есть в такое время — грех и что теперь груши выступят на лбу, чем не раз пугала мама.

Карабутча с ужасом представил, что его изобьют как Хому, когда тот приезжает из духовного училища на каникулы. Но еще страшнее позор. Все станут над ним смеяться, издеваться, станут показывать на него пальцем. Как он будет жить с клеймом на лбу?

Ивась дотронулся до лба рукой. Но если груши даже и выступили, то пальцем изображение не нащупаешь. И зачем он ел эти груши? Неужели уж так трудно было подождать, пока выпустят из церкви? Теперь он, кажется, согласился бы терпеть не только до вечера, а и день, два, неделю.

Вдруг он услышал, что «зазвонили во все колокола». Значит, скоро выпустят из церкви, вернется отец, и предстоит со всеми обедать. Что же будет, когда у него на лбу увидят груши?