— Кто пойдет?
Тело, кажется, перестает ныть, и боль в суставах исчезает.
— Я пойду.
Рассветало, когда мы, четверо разведчиков, в сопровождении двух парней, вооруженных трофейными винтовками, двинулись к хутору Маяк. Мы спешили, чтобы захватить немцев врасплох. Не обращая внимания на глубокий снег, мы шагали напрямик, одержимые одной лишь мыслью — не опоздать.
Серый холодный день без солнца только начинался, когда мы перешли глубокий овраг и присели под холмом, за которым лежал хутор.
Мы свернули самокрутки и прислушались. Абсолютная тишина. Одного из проводников посылаем вперед — выглянуть из-за холма. Не успевает он скрыться, как на хуторе поднимается бешеная стрельба. Нас словно ветром сдувает с места, и мы мчимся на холм.
Мы видим, как по хутору, стреляя, мечутся человек двадцать партизан.
Невзначай я поворачиваю голову вправо и замечаю четыре фигуры в белых халатах, мчащиеся по нескошенному полю. От хутора они за километр, от нас — метров за пятьсот.
— Убежали немцы!.. — констатирует проводник.
Четыре фигуры быстро поворачиваются к хутору, стреляют и снова бегут.
Мы открываем огонь из двух автоматов и четырех винтовок. Немцы падают. Мы кидаемся к ним, но через несколько минут они поднимаются уже подальше от нас и бегут, отстреливаясь на ходу. Снова огонь, и снова немцы падают.
— Сбегут!.. — говорит проводник.
— Я постараюсь, чтобы не сбежали!
Решать надо быстро.
— Будьте наготове, — говорю я тем, кто вооружен винтовками, — и как только немцы станут подниматься, стреляйте, не давайте им оторваться от земли.
Четверо с винтовками остаются на месте, а мы, два автоматчика, пригнувшись, мчимся к немцам.
До немцев метров двести, но нас двое, а их четверо. Надо бить наверняка.
От быстрого бега спирает дыхание. Рубашки мокры от пота. Мне кажется, что дышим мы громко, словно кузнечные мехи, и немцы вот-вот услышат.
Ложимся и ползем. Сухой бурьян царапает лицо, но я ничего не замечаю. Все внимание сосредоточенно на четырех фигурах, которые возникают перед глазами, мгновенье бегут и снова падают.
Проходит минут десять, а может быть, час — не знаю: я утрачиваю способность ощущать время. До немцев уже шагов сто. Мы приближаемся!
Пот заливает глаза, сердце от напряжения колотится так, что вот-вот выскочит из груди. Мы проползаем метров пятьдесят, может семьдесят, и вдруг слышим немецкую речь. Немцы говорят негромко, но мы отчетливо слышим. Я подаю знак товарищу и готовлю автомат.
Неожиданно близко, в тридцати или сорока шагах от нас, вырастают четыре фигуры в белых халатах, с полевыми сумками через плечо. Лица у немцев застывшие, напряженные, они стреляют поверх наших голов и не успевают повернуться, как грохот наших автоматов наполняет всю окрестность.
