Записки солдата | страница 229
Я вздохнул полной грудью.
— Наконец-то!.. Фу!..
Спрыгнув с деревца, я пробежал несколько сот метров и залез на самую верхушку другого деревца, откуда было не только видно все, что делается у пруда, но и слышно, о чем там говорят.
Пуголовица стоял с винтовкой на берегу, а Ракша и еще один парень тащили невод. Они увидели Норда, когда тот вынырнул из темноты.
— Собака! — испуганно крикнул Пуголовица. — Бегите! Собака!
В этот миг от будки донесся крик:
— Аля-ля-ля! Бери его! Бери! Аля-ля-ля!
Норд метнулся к ворам и залаял еще шибче, готовый прыгнуть в воду. Ракша и второй бросили невод и по воде пустились к машине. Пуголовица в испуге топтался на месте.
— Возьми его, черта! — еле выговорил Ракша, у которого от страха стучали зубы.
Голос старшего охранника приближался. Норд готов был уже броситься в пруд, и Пуголовица решился. Он схватил поводок и потянул собаку к себе, а воры выскочили из пруда и понеслись к машине.
— Я выстрелю в воздух! Не бойтесь! — бросил им вдогонку Пуголовица и выстрелил раз и другой.
Когда машина зашумела, Пуголовица отпустил собаку и поднял крик:
— Сюда! Караул!
А через полчаса у пруда собралось полно народа. Прибыли директор, остальная охрана, рабочие рыбхоза. Я тоже прибежал на место преступления — собаку теперь вели на крепком поводке.
Директор Костя увидел меня и удивленно проговорил:
— А ты тут что делаешь? Как ты тут очутился?
— Как это — что делаю? — обиделся я. — А кто же организовал налет на воров?
Однако меня никто не слушал. Слушали Пуголовицу.
— Честно признаюсь, думал вздремнуть, а потом говорю себе: э, нет! Тебя, Петренко, говорю себе, поставили стеречь народное добро!
— Мерзавец! Лгун! — уже не сдерживаясь, кричал я, но он продолжал врать.
— Пошел в обход, слышу — вроде плещется. Глядь, а там тянут невод. Ну, я сразу и бабахнул! Не знал, что у них автомашина, надо было по скатам дать! Да разве ночью попадешь?!
Все восторгались Пуголовицей, хвалили его, а на меня ноль внимания. И так у меня стало горько на душе! Кто рисковал жизнью, кто в самом деле спасал народное добро — и кому досталась слава!.. Хвалили Норда, хвалили старшего охранника, и только меня — можно сказать, организатора победы — никто не вспоминал. Я вздохнул и подумал о Писателе, у которого когда-то жил.
Он писал хорошие книги, они нравились читателям, но критики его почти не упоминали. Я удивлялся, почему Писателя не возмущает такое отношение. Однажды он сказал жене:
— Разве я пишу для того, чтобы меня похвалил председатель Союза или критик? Разве я пишу для славы? Я пишу потому, что не могу не высказаться, обязан это сделать. Сознание выполненного долга — вот достойная награда за мой труд.