Спектакль прошел блестяще, и режиссер — Михайло Леонтьевич — хвалил прежде всего Ивася: суфлер так чудесно читал текст, что неопытным актерам оставалось лишь повторять его интонации. Ивася хвалили, удивлялись его способностям, а для него это было совершенно естественно — он жил жизнью каждого персонажа пьесы.
Второй спектакль готовили по русской пьесе «Мы и они», которая состояла из монологов большевика, взятого в плен деникинцами, и диалогов между ним и белогвардейским офицером. Нойко, который очень неохотно принял эту пьесу к постановке, мотивируя свое отношение драматургической слабостью пьесы, назначил на главную роль большевика Ивася. Для него это было приятной неожиданностью. Он горячо взялся за работу и наизусть выучил почти всю роль, состоявшую из длиннейших монологов, которые режиссеру казались скучными, а Ивасю необыкновенно интересными, потому что герой выражал его, Ивася, собственные мысли и чувства.
Большевика расстреливают, но он не склоняет головы.
Деникинцев село помнило, на юге еще иногда гремело, напоминая о бароне Врангеле, и спектакль имел необычайный успех. Оля поздравила Ивася с блестящим исполнением роли и смотрела на него восторженно.
— Я провожу вас домой, — предложил он, радуясь, что Мирона вызвали в уезд по школьным делам и его не было в Мамаевке.
Оля согласилась.
Они шли огородами и возле Олиной левады стали прощаться. Ивась задержал ее руку в своей. Девушка не отдернула руки, и он почувствовал, как все его существо наполнилось радостью. Не помня себя, он обнял Олю и прижался к ее губам своими горячими губами. Замирая от счастья, он сжимал ее в объятиях, и она едва заметно отвечала ему.
Вдруг на дорожке послышались шаги. Юноша и девушка отскочили друг от друга. Через минуту возле них уже стоял Олин отец.
— А почему не Мирон провожал тебя? — недовольно спросил Калёный.
— Его вызвали в уезд.
Калёный угрюмо кивнул Ивасю и увел дочку.
Ивась шел домой как пьяный. «Она любит меня! Моя единственная!» — повторял он мысленно. И вдруг ему показалось, что это сон, что такого счастья просто не может быть.
Целую неделю после этого Ивась нетерпеливо ждал репетиции очередного спектакля, чтобы увидеть Олю. Он рассматривал себя в зеркале, строил суровое «демоническое» лицо, но из этого ничего не выходило, глаза оставались материнскими, добрыми, и он тяжело вздыхал: неужели можно полюбить парня с добрыми глазами и совсем не греческим и не римским носом… Спасибо, хоть веснушки сошли, но все же как далеко до идеала…
