12 апреля 1943 года, выполняя решение Государственного комитета обороны, Академия наук приняла секретное постановление о создании специальной лаборатории под руководством Курчатова.
Лаборатория № 2, формально входившая в штат Академии наук, фактически подчинялась СНК, а сам Курчатов взаимодействовал с Первухиным.
С этого момента в Советском Союзе начинаются официальные работы в области создания атомного оружия и сопутствующей индустрии и инфраструктуры. Вот и вторая точка отсчета…
Само распоряжение ГКО СССР о создании спецлаборатории вышло еще 15 февраля, причем инициировано оно было Берией как наиболее информированным в этой области государственным деятелем того времени. При этом руководство постоянно осуществляло контроль над работами, например даже передача под Лабораторию № 2 здания Всесоюзного института экспериментальной медицины осуществлялась не Академией наук, за которой формально числилась лаборатория, а на основании постановления ГКО СССР от 25 мая 1943 года.
В этот период кураторство над всеми работами по урану возлагалось на Молотова, в то время как Берия и возглавляемый им НКВД отвечали за информационное обеспечение физиков, занятых в разработке, сведениями, получаемыми по разведывательным каналам. Берия нес ответственность и за техническую поддержку и oхранy специалистов. Но все же нужно понимать, что в этот период работы по урану все-таки не имели характера экстренных мер, по взглядам политического руководства страны, и Курчатов даже вынужден был написать несколько писем на имя Первухина, Молотова, Берии с целью улучшения обеспеченности проекта, но это касалось вопросов администрирования и материального обеспечения программы, то есть тех вопросов, за которые в этот момент отвечал Молотов. Предположение, что старейший на тот момент партократ не справился с поставленной перед ним задачей, а сын Л. П. Берии С. Л. Берия прямо утверждал, что Молотов тянул с каждой мелочью, «мусоля в своем секретариате, а затем у себя на столе каждую бумажку», вряд ли оправданно. Думается, критиковать Молотова за недостаточное внимание к исполнению возложенных на него обязанностей не совсем верно. Скорее, это свидетельствует о той осторожности, с которой руководство страны и лично опытный «царедворец» Молотов подходили к вопросу ядерной физики. Ведь по-прежнему не было стопроцентной уверенности, что работы дадут положительный результат, а капиталовложения, и немедленные, требовались в своей сумме, включая строительство инфраструктуры, научной и производственной, огромные! И не стоит забывать, что по-прежнему шла война, основная тяжесть которой лежала на СССР. Вот поэтому, видимо, и действия Молотова характеризовались некоторой сдержанностью и осторожностью, разумеется, не помогавшей скорейшему решению вопроса. Дело совсем не в косности и отсутствии технических знаний у высшего руководства страны, о которых, ссылаясь на Яцкого, пишет Холловэй, а в том, что ядерная угроза еще не была конкретной реальностью, и создавалось впечатление непервостепенности этой задачи. В то же время отметим, что со стороны наркома НКВД реально никаких проволочек в деле информационного обеспечения не было.
