Более того, точно так же он был убежден и в том, что ответы на любые вопросы не просто существуют, но просто так и ждут, чтобы их нашли. В 1938 году Эйнштейн выступает одним из авторов[3] в написании работы «Эволюция физики. Развитие идей от первоначальных понятий до теории относительности и квантов». Где, в частности, замечает, что «без веры во внутреннюю гармонию мира никакой науки бы не было». Его уверенность в том, что величайшие тайны нашего мира и космоса имеют рациональные объяснения, пришла к нему еще в относительно юные годы. Лет в 12 он уверовал, что Природа может быть объяснена посредством моделирования математических конструктов, большинство из которых он считал «относительно простыми» (пусть даже те из нас, кто не обладает его прирожденной хваткой в математике и физике, и стали бы это оспаривать). Ту же мысль он развернул и в своей лекции в честь философа Герберта Спенсера Гассера (1933):
Опыт, приобретенный нами до сих пор, оправдывает нашу веру в то, что Природа суть реализация простейших возможных математических идей. Я убежден: мы способны при помощи чисто математических конструктов открывать концепции и законы, связывающие их друг с другом, что дает нам ключ к пониманию природных феноменов.
Таким образом, Эйнштейну удавалось сочетать удивление от чудес окружающего мира с верой в то, что он может добраться до понимания природы этих чудес. Заболевший ребенок, который поражался якобы мистической силе компаса, довольно скоро распространил свой интерес на тайны тепла и электричества (что неудивительно, если учесть, что бизнес его семьи был посвящен электроприборам). Кроме того, он вырос в период, когда наука еще только начинала разрабатывать термины для физической реальности атомов и молекул (по сути, невидимых кирпичиков Вселенной), и основные вопросы зарождающейся кинетической теории (о движении частиц внутри материи) также занимали его с ранних лет жизни.
У него были свои герои – Галилей и Ньютон, которых он цитировал в письмах Мошковскому как двух величайших гениев-созидателей в истории мировой науки. Из этих двоих большую часть его внимания приковывал именно Ньютон – как ни иронично это звучит, если учитывать, что именно ньютоновские «реальности», две сотни лет принимавшиеся миром как откровения, были низвергнуты Эйнштейном в полный хаос. В 1931 году, составляя предисловие к работе Ньютона «Оптика» (1704), Эйнштейн заметил: «Он умудрялся объединить в одной личности экспериментатора, теоретика, механика – и, что немаловажно, художника экспозиции». Возможно, он описывал здесь и самого себя, хотя некоторые и предположили бы, что навыки Эйнштейна как экспериментатора в некоторой степени отставали от уровня его именитого предшественника.
