– Пойдём скорей, пока путь открыт! – скомандовал он и заскользил по траве к развидневшемуся вдалеке холму, над которым едва заметно курился белёсый, почти прозрачный дымок.
– Старайся идти за мной след в след! – приказал медвежонку Брауни. – Видишь, по обе стороны от тропинки ярко-зелёные полянки…
– Ага, так бы и повалялся на травке! – весело воскликнул Мося и рванулся было доказать, что у него слова не расходятся с делом.
– Ты куда! – вцепился в него Брауни. – Там же трясина!
И вовремя! Лапы медвежонка уже под землю стали уходить. Мося с трудом извлёк их одну за другой, встряхнул, чтобы очистить от налипшей грязи и вернул на твёрдую почву тропинки.
Болото разочарованно чавкнуло, выпустив наружу зловонный пузырь: – Нет, ну надо же, в кои-то веки забрёл какой-то ротозей и, на тебе, прямо изо рта выскочил! А какое бы славное пополнение коллекции было. Мамонт есть, шерстистый носорог есть, олень есть, а вот пещерного медведя пока ещё ни одного не удалось добыть.
Дальнейшее продвижение экспедиции по пересечённой местности проходило в полном согласии с командами коричневого дварва. Несмотря на то, что до холма, казалось, рукой подать, они шли почти весь день. То путь преграждало обширное болото, которое приходилось обходить стороной. То за близлежащим холмом оказывалась речушка, переходить которую, не зная брода, Брауни никому бы не посоветовал. Кто знает, что скрывается под водой? Запросто можно оказаться под двойным дном, на глубине, этак, метров пятьдесят.
До Дымящейся пирамиды они добрались только к вечеру.
– Это хорошо! – пояснил дварв. – Уайт ночью частенько выходит наружу потанцевать при луне, особенно если работа заладилась. Ты подожди немного, пойду спрошу, найдётся ли у белого дварва для нас минутка.
И Брауни исчез, словно растворился, в вечерних сумерках. Через несколько минут неприметная дверь, ведущая внутрь холма, приотворилась, и на пороге появился хозяин. Это был невысокий по человеческим меркам человечек. Но в отличие от сморщенного, как печёное яблоко, коричневого дварва, не говоря уж про совсем уродливого чёрного, этот дварв казался славным малым. Голубые глаза, гладкое румяное лицо, белые одежды. Он был похож на доброго волшебника. Впрочем, почему был похож? Уайт таковым и являлся, правда, только для друзей. Брауни запросто мог припомнить несколько случаев, когда этот, казалось, с виду безобидный старичок давал такого жара чёрным дварвам, что те десятилетиями опасались показываться вблизи его жилища.
