Я сидел пьяный в дым в своем доме в Константинополе. На столе стояли два полных кувшина с вином, и два уже валялись пустыми.
Предметы перед моими глазами плясали, сходясь и расходясь в стороны. Когда Феодора заглянула в дверь и что-то сказала, я запустил в нее кружкой. Глиняная кружка с треском разлетелась, и я, взяв кувшин в руки, стал пить прямо из него.
Неожиданно кто-то мягко, но уверенно взял кувшин из моих рук. Я поднял голову – передо мной стоял Ираклий.
– А, Ираклий, друг мой, садись, выпьем за нашего василевса. Он хороший мужик, вот только я попал. Да ведь ты тоже попал. Ты, истинный картвели, служишь василевсу ромеев, а твоя родина борется с сельджуками.
Неожиданно мою щеку ожег удар. Я поднял слезящиеся глаза на собеседника.
– Вот и правильно, Ираклий, молодец, ударь меня еще раз, можешь вообще убить.
Ираклий поставил кувшин на стол и сел напротив.
– Константин, что с тобой? После визита во дворец ты сам не свой.
– Ираклий, а вот скажи, если тебя сейчас вызовет василевс и скажет, чтобы ты убил вашего царя Давида Строителя, который мочит сельджуков по полной программе, что бы ты ему сказал?
– Я не знаю, что такое «мочить по полной программе», – это, наверно, какой-то ваш военный термин, а от приказа василевса я бы отказался: я старый воин, долго живу и найду в себе силы закончить эту жизнь сам.
– А вот я промолчал, хотя, может, если бы василевс прямо приказал мне убить Владимира Мономаха, я бы тоже отказался, но я даже не нашел в себе сил поговорить с ним об этом. Я – трус и поэтому пью.
– Константин, Владимир Мономах – это князь русов? Но он же живет в Киеве, а ты рядом с варягами. Кто он тебе?
– Ты не понимаешь, Ираклий, он для меня примерно то же, что для тебя царь Давид. Я не буду устранять его. Мне не претило прекратить его войну против империи, убив ее предателя. Пусть я виновен в убийстве еще нескольких русских воевод, но они шли на войну и должны быть готовы к смерти. Но только не князь: я – русский и не собираюсь убивать наших героев. Я должен уехать, я должен сохранить ему жизнь. В конце концов, для чего-то я появился на этом свете! Ираклий, отдай кувшин, я еще хочу выпить! Ты наверняка теперь меня не уважаешь – я трус, а их никто не уважает.
– Константин, да уважаю, уважаю, ты уже почти спишь, пойдем, я провожу тебя до спальни.
Пока меня вели, окружающее куда-то постепенно уплывало, я рухнул в койку, и сознание ушло.
Утро пришло незаметно, голова гудела, как будто по ней колотили палками, во рту было гадостно. За окном уже слышался шум, и было совсем светло. Видимо, пока я спал, меня переодели: на мне были простые холщовые порты и такая же рубаха навыпуск. Я посмотрелся в маленькое бронзовое зеркальце. На меня глядела помятая физиономия со всклокоченными волосами и опухшим лицом. На столе стоял кувшин с огуречным рассолом. Когда я его захотел в первый раз, никто даже не мог понять, что это такое, но теперь все с удовольствием хрумкали соленые огурцы, а я иногда пил рассол.
