Внутренняя работа мысли, которая давно меня терзала, не препятствовала способности вести беседу.
– Машка, правда есть правда и только. Факт, реальность, историческая последовательность событий и поступков. Остальное – трактовка и философия. Еще искусство, поэзия, например: «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад». Леша изменяет жене – факт, Ольга дура, тоже факт. Ты – за поэзию и философию. Я – за реальную достоверность. Ни ты, ни я не поменяем установок. Более того, продолжим отстаивать их со свойственным нам темпераментом: ты – спокойно и ласково, я – грубо и несдержанно.
– Каждому – свое, – в который раз повторила Маша.
Я поморщилась:
– Не люблю обывательской мудрости. Вроде: все проходит, время лечит, скромность украшает, каждому свое, солнце встает на востоке, заходит на западе. Но самое интересное! Почему время лечит, кого скромность украшает? И если бы люди не задумались, какие силы поднимают солнце всегда на востоке, они бы остались жить в пещерах. Кстати, время не только лечит, но и убивает.
– Ты, наверное, хороший ученый.
– Неплохой.
– И все-таки грезиетка.
– Чего-чего?
– Когда ты впервые сказала, что Ольга грезиетка, я даже не поняла, как ты ее обозвала. Потом догадалась: грезиетка – от слова грезить. Суффикс «к» в русском языке имеет, кроме прочих, уменьшительно-пренебрежительное значение – профурсетка, нимфетка.
– В тебе заговорила учительница русского языка.
– Я и есть учительница, простая земная учительница русского языка. И спокойно живу, не зная, как работает сотовая связь и чем принцип передачи изображения у плазменного телевизора отличается от жидкокристаллического. Честно признаться, я и про движение солнца не ведаю, и многие другие вещи для меня загадка.
– Спрашивай – расскажу, если интересно. – Я откровенно веселилась.
– Не интересно, скромная ты наша всезнайка. Пойдем спать.
Маня стала убирать посуду со столика.
– Извини, – повинилась я. – Больше не буду. Договори, на самом интересном остановилась.
Сестру обидеть трудно, во всяком случае, на меня она обижалась редко и многое прощала. Но если уж случалось, то Маня каменела, заковывалась в броню обиды, которую ничем не прошибешь. Вот и сейчас все мои извинения, заискивания, подобострастные речи, даже попытки физического контакта – обнять, поцеловать – действия не возымели. Маша сухо говорила, что пора спать, поздно, увертывалась от моих рук.
Я долго не могла уснуть. На что Маша обиделась? Хоть бы сказала. Нет, сколько помню, никогда свои обиды не выставляет. Постепенно оттаивает, становится прежней, но без упреков и объяснений. Как мама. Несколько раз мама серьезно на меня обижалась. Вспыхивала и замыкалась, общалась сухо и только по необходимости: обед на плите, не забудь выключить газ, у тебя сегодня занятия с репетитором по английскому. Потом проходило, рассасывалось.
