Женщине в его объятиях тоже дышалось тяжело.
– Тебе лучше пойти к себе, – прошептала Фиби. – Пол здесь твердый, неудобный, ты не выспишься.
– Я попробую.
Лео отстранил ее от себя, надеясь, что это движение выглядело не так резко, как ему показалось. Повернувшись к Фиби спиной, он присел у камина и подбросил дров. После чего принялся раскладывать свое спартанское ложе.
Боковым зрением он видел, как Фиби накрыла кушетку простыней и одеялом, положила к ручке подушку. Затем она села на одеяло, сбросила тапочки и поджала под себя ноги. От взгляда Лео не укрылись ее обнаженные гладкие бедра. Господи боже.
Немного виски было бы как нельзя кстати. Но в холодильнике Фиби не было ничего крепче пива. Держась из последних сил, Лео встал и выключил в гостиной свет. Теперь лишь огонь и приглушенная радуга елочной гирлянды освещали комнату.
Лео проверил замок на входной двери, погасил свет в коридоре и в других комнатах. В гостиную он вернулся, только когда смог хоть немного перевести дух. Атмосфера здесь была пропитана любовью Фиби к Рождеству. Даже самый скупой на эмоции почувствовал бы это.
Спокойствие. Уют. Домашний очаг. Каждый, у кого есть глаза, мог это увидеть. В его шикарном кондоминиуме в Атланте никогда не было так уютно.
Глаза Фиби были закрыты, на губах – легкая улыбка. Она лежала как ребенок, подложив под щеку ладони. Лео не знал, спит ли она, или просто наслаждается запахом хвои, что они принесли из леса. Возможно, ее усыпил огонь в камине, трескучий и шипящий – такой же, каким его видели предыдущие поколения, сменявшие друг друга в этом доме.
Лео сразила внезапная усталость. Слишком напряжен он был последние часы, и теперь мышечное и моральное истощение давали о себе знать. Он постелил себе возле самого камина и теперь лежал на жестком полу. Пусть и не «Ритц-Карлтон», но грядущая ночь не оставила ему других вариантов. Не прошло и пяти минут, как он понял, что спать в одежде у камина невыносимо жарко.
Стянув рубашку и штаны, он сложил их рядом и, зевая, забрался под покрывало. Если бы месяц назад кто-то сказал ему, что вскоре он будет спать на твердом полу в трех метрах от желанной женщины, он бы рассмеялся. Впрочем, он рассмеялся бы и если б услышал, что в тридцать шесть лет переживет инфаркт.
Нужно сказать Фиби правду, почему он оказался здесь, в Смоки-Маунтинс… Она уже излила ему душу. Возможно, завтра представится случай, и он все ей расскажет. От такой перспективы становилось не по себе. Лео не любил признавать свою слабость. Так было всегда. Но гордость не должна препятствовать его отношениям с женщиной, которую он начинал уважать так же – а может, и больше, – как хотел ее.
