Решил оставить, в наказанье Деве,
Ее с своими чувствами одну:
Таким путем гордячка поняла бы,
Как женщины в борьбе с природой слабы,
Коль силам предоставлены своим,
И как необходим, как нужен им
Наставник опытный и повелитель.
И вот она готова уж попасть
К безжалостному демону во власть.
Воспользовавшись этим, соблазнитель
Принялся тотчас за свои дела.
Он вездесущ. Вселился он в осла,
Смягчил его ужасную октаву,
Его рассудок темный изощрил
И в тонкости искусства посвятил,
Исследованьем коего по праву
Святой осел забыл тотчас же стыд:
Из стойла прямо в спальню он спешит,
К постели, где, пленившись сладкой ложью,
Иоанна сердце слушала свое,
И здесь, смиренно опустясь к подножью,
Прекрасным стилем стал хвалить ее,
Твердя, как героиня горделива,
Умна, сильна, а главное – красива.
Так в оно время соблазнитель-змей
Смутил Праматерь сладостью речей.
Известно, что всегда гуляют вместе
С искусством нравиться искусство лести.
«Что это? – вскрикнула Иоанна д’Арк. –
Святой Иоанн, Матвей, Лука и Марк!
Ужели это мой осел? Вот чудо!
Он говорит, и говорит не худо!»
Осел ответил на ее слова:
«О д’Арк! Здесь нет чудес и колдовства;
Я тот осел, что, волей божества,
Воскормлен был рукою Валаама,
Седым жрецом языческого храма.
Я был евреем. Если бы не я,
Израиль был бы проклят Валаамом,
Что было бы большой бедой и срамом.
Заслуга не забылася моя,
И я Еноху отдан был в подарок.
Енох бессмертной жизнью обладал.
Я стал как он; хозяин приказал,
Чтоб злые ножницы жестоких Парок
Моих судеб не пресекали нить,
И припеваючи я мог бы жить,
Когда бы целомудрие хранить
Не приказал мне мой хозяин честный, –
Вещь, неприятнейшая для осла.
Помимо этого во всем была
Дана свобода мне. В стране чудесной
Я жил, и жизнь моя была легка;
Всем обладал я кроме наслажденья.
Но был я осторожней дурака,
Героя первого грехопаденья.
Умолкла плоть. Я слабостей не знал,
Свой темперамент бурный обуздал.
Мне в воздержаньи помогло немало
То, что ослиц там вовсе не бывало.
И так я прожил в радостях простых
Лет тысячу, приятно холостых.
Когда румяный Вакх из рощ Эллады
Принес свой тирс и резвые услады
В долины Ганга, я носился вскачь
И был героя этого трубач;
До сей поры индусы вспомнить рады
Победы наши, пораженье их.
Из всех, кем славны Вакховы отряды,
Впоследствии – о чем и не жалею –
Я создал знаменитость Апулею
{328}.
И, наконец, в небесной вышине,
Когда Георгий, вечный друг войне,
Желая смять французскую лилею,
