Брали хутора и безымянные высоты. Теряли боевых друзей. На ходу пополнялись и снова двигались на запад. Оброс бородой. Похудел. Мог говорить только шепотом - голос надорвал.
28 октября был ранен в кисть правой руки. Небольшой осколок снаряда застрял в кости.
Перевязал рану санитар какой-то стрелковой роты, даже не помню кто, перекинул за шею метровый бинт, концы его стянул на груди в узел, засунул мою руку в подвязку и спросил:
- Хорошо, комбат?
- Хорошо, - ответил я и остался в бою.
Прошли через лес по какому-то болоту, и снова холмы... Снова высотки, опоясанные колючей проволокой. Миновали город Добеле, сожженный и до основания разрушенный фашистами, и опять углубились в болотистый лес. Всюду стрельба, всюду уханье тяжелых орудий.
6 ноября не только мой батальон, но и вся дивизия была атакована противником из населенного пункта Курсиеши. Фашисты шли напролом.
Не считаясь с потерями, они бросали в бой все новые и новые силы. Пришлось в канун Великого Октября только до обеда (что было во второй половине дня, я не знаю) трижды поднимать и вести батальон в контратаки. Убит любимец дивизии майор Сергей Чернобровкин. Убит командир третьего батальона Андрей Матвеев. Тяжело ранен капитан Чепелев. При третьей контратаке, когда мы на плечах отступающего противника чуть было не ворвались в его траншею, меня ударило по ногам. Упал.
Опять ранен, и на этот раз тяжело.
* * *
Отлежал я в пятый раз в госпитале и прибыл в полк, еще прихрамывая на правую ногу. Дивизия стояла уже в Польше, в районе города Миньск-Мазовецки. Зашел в штаб, доложил. Командир 756-го полка полковник Зинченко встретил меня радушно, спросил о здоровье, о самочувствии, предложил вместе почаевничать. Я видел, что он очень озабочен.
Когда сели за стол, Зинченко сказал:
- Последние бои в Латвии были тяжелые. В полку два стрелковых батальона, в батальонах по 70 - 80 человек. Будем пополняться. Сформируем третий батальон. Формировать будете вы.
Его ординарец уже накрыл стол. Ужин был скромный: одна маленькая паровая котлета, тонкие, как бумага, ломтики голландского сыра.
- Ну что, товарищ комбат, потрапезуем?
Он переставил тарелку с хлебом поближе ко мне.
Я чего-то ждал, посматривал украдкой на дверь, за которой скрылся ординарец. Но там было тихо.
Я промерз - ехал в кузове автомашины, забитой ящиками, хотел погреть душу стаканчиком.
- Товарищ Неустроев, ешьте, - сказал полковник.
Понял, что водки не дождусь. Позже узнал, что командир полка никаких спиртных напитков не пьет и не держит.
