Ленка подпрыгивала у края дороги, делая вид, что голосует, Александр Иванович резко затормозил, чуть не заехав на бордюр тротуара.
–Привет, Санёк! Ты езжай щас за нами, в кино едем. Я со Светкой и Диманом в машине поеду, он дороги не знает. Только не отставай, Саня! – распорядилась Ленка.
–Здор´ово, – нехотя поздоровалась из-за Лениного плеча Света.
Сзади кто-то нетерпeливо засигналил. "Вот он, гад!" – обрадовалась Ленка и побежала к свету чужих фар.
Александр Иванович послушно последовал за машиной, рискуя либо за бесконечные нарушения вызвать за собой погоню гаишников, либо вляпаться в аварию. Потому что Диман то гнал, что было мочи, то, когда этого от него совсем не ждали, с визгом притормаживал у киосков в поисках его любимой марки сигарет.
Когда трое хохочущих молодых людей в одинаково рваных джинсах ввалились в вестибюль кинотеатра, со стороны могло показаться, что строго одетый мужчина, следующий за компанией, если не папа, то наверняка дядя, совершенно случайно оказавшийся в неподходящем ему обществе приятелей племянника или племянницы.
–В животе бурлит. В Мак Дональдс идём! – объявила Ленка.
Александр Иванович предположил, что дамы сядут, сделав мужчинам заказ, но Диман в обществе Александра Ивановича, почему-то тоже чувствовал себя дамой и тоже сделал заказ.
Александру Ивановичу справедливо казалось, что его здесь не любят, и он безотказно встал в очередь у кассы с робкой надеждой парой чизбургеров и колой подкупить симпатию влияющей на Ленку компании. Чисбургер был резиновый и так и жевался – как резина. Ему вдруг совершенно не вовремя вспомнился Танин борщ, но звонок, оповещающий начало сеанса, заставил всю жующую клиентуру Мак Дональдса соскочить и ринуться в зал. Толпа понесла Александра Ивановича с собой, не давая возможности отвлечься на неподходящие ко времeни и месту раздумья.
Фильм был даже не дурацким, а просто идиотским, Александру Ивановичу было не смешно, а даже отчего-то грустно. Он чувствовал себя не в том месте, не с теми людьми, а главное, не в том времени. Не в своём времени. Ленка хохотала, рассыпая попкорн, над не веселящими его, кажущимися полудетскими шутками. Ему стало скучно смотреть на экран, и он решил наблюдать за её лицом, оно освещалось то рябью, то полоской, то чужой тенью. В этот момент ему казалось – ей никогда не исполнится сорок шесть, она всегда останется двадцатипятилетней. Ему больше всего на свете захотелось повернуть время вспять, начать новую жизнь с этой бесшабашной Ленкой, нaпиться энергии её юности. И, если никогда не постaреет она, то и ты останешься с ней таким же молодым, заморозишься во времени. Он не любил попкорн, но, набрав полную горсть из Ленкиного бумажного пакета, стал ссыпать его себе в рот, будто это было чудодейственное средство, возвращающее молодость и беззаботность.
