Куда онъ поведетъ его, увидимъ, но для настоящаго художественнаго дарованія жизнь на каждомъ шагу открываетъ такую глубину и ширь, что темъ не оберешься.
Въ текущей беллетристикѣ послѣдняго времени, къ сожалѣнію, эта жизнь почти не отразилась. И на ея блѣдномъ фонѣ, гдѣ мелькаютъ слабыя, какъ тѣни въ сумеркахъ, отраженія жизни, яркимъ до боли пятномъ выступаетъ "Не страшное" Короленки. "Не страшное" – это мелочи жизни, которыя незамѣтно обволакиваютъ душу, постепенно усыпляютъ голосъ недовольства и гасятъ огонь свободы и чести, пока человѣкъ нечувствительно для себя не погрузится въ дремотное состояніе, изъ котораго выходъ одинъ – въ могилу. "Не страшное" – потому что незамѣтное, будничное, притупляющее вниманіе своей обыденностью, тѣмъ, что все это "въ порядкѣ вещей", какъ, напр., этотъ сонный машинистъ, который, ведетъ поѣздъ, гдѣ разсказчикъ монотонно передаетъ несложную драму, разыгравшуюся на глазахъ у него, бокъ-о-бокъ, и которую онъ бы проглядѣлъ, если бы не ея трагическій конецъ, заставившій его проникнуть въ страшную силу "не страшнаго".
"– Да, я, знаете, на одной изъ станцій пошелъ къ локомотиву. Машинистъ человѣкъ отчасти знакомый… Хронически, доложу вамъ, сонный субъектъ, даже глаза опухшіе.
– Да? – спросилъ собесѣдникъ равнодушно.
– Положительно-съ. Теперь представьте себѣ, такъ сказать, картину. Мы вотъ всѣ заснемъ. Поѣздъ несется на всѣхъ парахъ, а управляетъ имъ, все, такъ-сказать, держитъ въ рукахъ человѣкъ нѣкоторымъ образомъ совершенно осовѣлый.
Собесѣдникъ завозился на своемъ мѣстѣ и сказалъ съ признаками безпокойства.
– Да… вы это вотъ съ какой стороны? Дѣйствительно, чортъ возьми… Положеніе!
– Вотъ видите. А вѣдь тоже какъ просто выходитъ и какъ обыкновенно въ Петербургѣ тамъ или гдѣ… вообще въ какомъ-нибудь управленіи сидитъ человѣкъ и передъ нимъ – таблицы. Въ извѣстной графѣ – машинистовъ столько-то. Жалованія имъ, замѣтьте, столько-то, а поверстныхъ столько-то. Ну, поверстныя-то эти, это пробѣгъ, соотвѣтственно потребности. Цифра, такъ сказать, полезная, доходная. А вотъ жалованье людямъ величина уже перемѣнная, непрочная. Если взять меньше машинистовъ – меньше жалованья… Понимаете: простая, такъ сказать, математика свободная игра цифръ, чернильный значокъ въ вѣдомости. Чего проще! А отъ этого по полямъ и равнинамъ вотъ въ этакія лунныя ночи мчатся вотъ этакіе же поѣзда, и съ машинъ тускло глядятъ впередъ полусонные, запухшіе глаза… Минута какая-нибудь… естественное дѣйствіе сна. – И вотъ-съ, можетъ быть, надъ нами уже, такъ сказать, виситъ то, что всего таинственнѣе и неразгаданнѣе на свѣтѣ… Толчекъ какой-нибудь, трескотня, все кувыркомъ, стоны эти, крики тамъ…
