Ирина невидящим взглядом смотрела на мать.
— Завтра уже похороны. Пойдешь?
Конечно, она пойдет. Хотя с двоюродной сестрой Лидой они встречаются нечасто, но в их многочисленной родне дети еще ни у кого не умирали, да и вообще мало, кто умирал.
***
На другой день Ира отпросилась с работы и пошла потихоньку — едва ноги тащила — к дому Лиды, куда собирались все родственники: зрелище предстояло печальное.
Ира сама воспитывала двоих детей, в одиночку. С мужем они давно разошлись, и он не помогал ей поднимать девочек, помогала только мать, и поэтому Ире тяжко приходилось, особенно когда Ксюша была маленькая, да ведь она и сейчас еще маленькая — трех лет даже нет.
Ира очень уставала от детей, а может, и не только от них, а от всей беспросветной, безрадостной жизни. Ничего, казалось бы, из ряда вон выходящего она не делала, все было как обычно — как у всех: "оттрубив" целый день на работе (надо кормить семью), она приводила Ксюшу из садика, кормила всех ужином, проверяла уроки у старшей дочки, читала им иногда книжки на ночь, но все-таки к концу недели она так уставала, что отдавала девчонок бабушке на выходные беспрекословно, и уж потом, в одиночестве, начинала потихоньку заниматься делами по дому — теми, что скапливались за неделю. Но стоило ей с детьми побыть в разлуке хотя бы день, как они уже с радостными криками бросались друг к другу при встрече; а к концу следующей недели снова приходила усталость, и так без конца, и просвета никакого пока не было видно. Родного отца — хоть и жил он неподалеку — к дочкам не заманить было (что не раз пыталась проделать бабушка) никакими посулами: то ли он берег свои нервы, то ли был Иваном, не помнящим родства. Ее одиночное родительство ужасно раздражало Иру, лишало ее необходимого равновесия, она переставала сдерживаться, часто срывалась, а зло и раздражение вымещала на детях — на ком же еще? — и старшая дочка уже иногда называла маму "злюкой", а мама не могла уже, не могла остановиться: это входило у нее в привычку, и нервы ее, как говорят, стали "ни к черту".
А у Лиды, сестры, детей трое. С мужем она живет душа в душу, и третьего ребенка они хотели, это все знают, но вот не повезло им: у дочки прогрессировала родовая травма, а когда врачи собрались что-то делать, было уже поздно. Ирина, представив, какой плач стоит у гробика, поежилась.
Подойдя к дому, она вошла в подъезд и медленно стала подниматься на второй этаж, в квартиру Лиды. Шла она как бы нехотя — невеселая картина ее ожидала, — и все же от неожиданности не убереглась: на детской коляске, стоявшей на площадке — конечно же Анечкиной, — она увидела похоронный венок, сплетенный из блеклых искусственных цветов — такой чужеродный на этой коляске… Сердце Ирины сжалось, и внезапно накатились нежданные слезы.
