Теперь можно было идти к уцелевшей бане. Что-то еще ждало их там?
И они пошли от берега, но каждый шаг давался им с трудом: вот он, враг "номер два" — каждая пядь бывшей деревенской улицы поросла колючими сорняками и крапивой. "Ну почему крапива, почему именно крапива? — злилась Анна. — И сплошь, сплошь лопухи, аж по пояс… Вот те и пробежалась от реки по досточкам…"
Она посадила Юльку к себе на закорки и пошла топтать дорогу сквозь крапиву именно в том направлении, как тропинка пролегала раньше от реки к дому: ноги сами несли.
Баня оказалась не заперта — тетки уже отказались ее запирать: все равно кто-нибудь замок сорвет или, хуже того, окно выставит. Где стоял дом, обнаружить уже было трудно — его похоронила под собой жирная крапива; только два густо разросшихся, невесть откуда взявшихся ивовых куста зелеными памятниками стояли на его останках.
Анна, усадив Юльку подальше от крапивы, залезла на чердак поискать серп, но нашла только лопату и нож. Но и с этими орудиями они тут же кинулись в бой на ненавистную крапиву: Анна лопатой прорубала кратчайший коридор из крапивных зарослей, чтобы ходить на речку в обход, а Нина Ивановна, вооружившись ножом как серпом, стала наводить надлежащий порядок: расчищать привычную прежнюю дорогу, хотя ее коридор в крапиве был раз в шесть длиннее, чем у Анны.
***
День между тем близился к закату, надо было думать о ночлеге. Но мать снова заупрямилась: ни о какой ночевке и слышать не хотела, звала назад. Ей больно было даже смотреть на "хлев" в бане, не так давно еще оклеенной обоями, с печкой-очагом, столом, кроватью с пружинным матрасом, но с пустым окном, клочьями ваты из разодранного крысами тюфяка (кое-где виднелись в полу огромные дыры — их работа), кучами какой-то трухи, битого кирпича…
— Ой, ой, ой, — охала она так, как будто ожидала увидеть здесь дворец, а увидела конюшню, — ой, ой, ой, — иных слов у нее не находилось. — Пошлите домой, я не буду здесь ночевать, — обиженно капризничала она: кто слизнул, украл ее родимый, огромный, красивый дом?..
— Да что ты, мама, — урезонивала ее Анна, — на теплоход мы уже опоздали, в Конецдворье ночевать не у кого, Юлька такую дорогу снова не пройдет, да и я едва ноги таскаю. Чего ты разохалась? — Анна оглянулась. — Здесь же почти чисто. Это крысы насорили — вату раздергали, землю из нор вытаскали, а людей здесь не было: видишь, ни бутылок, ни окурков, печку не разворотили, на пол в углу не нагадили… Ты не бывала в горах, в турпоходах! Иной раз из избы окурки ведрами вытаскивали, да не по одному разу, а уж нагажено обязательно, и печь, как правило, разворочена, а тут — красота, почти порядок!
