— У меня в отряде контингент не тот. Мы же общий режим. У меня семьдесят процентов заключенных сидят за семейные разборки. Сроки у них, как правило, не больше года. Десять процентов — хулиганство. Они тоже надолго здесь не задерживаются. Остальные — мелкие кражи. Там вообще сроки минимальные, полгода, год. Это не бандиты какие-то. Хотя тоже парни с характером встречаются. Недавно вот освободился у меня один. Совсем неукротимый парень был. Бывший солдат спецназа ГРУ. Я его несколько раз в ШИЗО сажал. Как-то приносят ему в карцер обед, а он спит, невменяемый. Думали, обкурился. Мало ли откуда они ее достают, а все знают, что конопля на зоне есть. Хотя парень вообще некурящий был. Отправил я его на проверку в лазарет. Оказалось, он самогипнозом владеет. В армии научился. Отключается и спит все время наказания, ничего не испытывая. Никаких неудобств. Что такому артисту карцер!
— Учат в спецназе этим вещам, — подтвердил я. — Не все, но многие умеют. А за что этот парень сидел?
— Участковому по физиономии въехал. Год получил. Дешево отделался. Ведь могли бы и посягательство на жизнь припаять. Вот этот парень у меня самым крутым за все последние годы был. Но он тоже не мог бы эти взрывы устроить. Для этого необходимо было знать всех моих родственников. Да и вообще он не мстительный, мне даже чем-то импонировал. На прощание мы с ним по душам поговорили. По-доброму расстались.
Мне, признаться, подозревать солдата спецназа ГРУ, пусть и бывшего, хотелось ничуть не больше, чем отставного подполковника того же рода войск.
Мы поговорили еще минут пятнадцать. Обо всем понемногу, о бытовой неустроенности майора и о его детях. После чего Максим Анатольевич посмотрел на часы и заторопился на службу так резко, словно его там похмелить обещали. Может быть, у него были какие-то дела, не исключено, что добрые люди и правда ждали майора за столом.
Но еще один вопрос задать я был обязан.
— В какой момент вы узнали, что ваших родственников тоже кто-то пытался убить?
— Когда приехал этот мужик из Москвы. Полковник следственного управления ФСБ. Он и сообщил.
— То есть уже через несколько дней после самого факта?
— Да, вчера. Они, мне кажется, сами только-только разобрались.
— А кто сообщил вашему сыну?
— Вот уж не ведаю. Я ему звонил тоже только вчера. Он уже знал, что произошло. Скорее всего, Юрия успела предупредить его сестра. Или моя.
— Ясно, — сказал я, хотя ничего не понимал.
Простились мы вполне нормально. Он не имел претензий ко мне, я — к нему. Аглая Николаевна правильно отметила, что человек он беззлобный.
