Это был знаменитый убивец Басарга Леонтьев. В прошлом году в Варзуге, Умбе, Порьей губе, Кандалакше и селениях Кемского побережья опричники под его началом разрушили дома, изъяли все ценное имущество, которое на судах было вывезено на Двину и там распродано. Народ от этой расправы бежал в Колу, Печенгский монастырь, на Мурманский берег, в Карелию. И теперь в Варзуге стоят десятки обезлюдевших изб, зарастают бурьяном полсотни бывших подворий, пустуют рыбачьи тони, а запуганных прежде вольных поморов двинские промышленники Бачурины превратили едва ли не в своих холопов.
Наверное, Фетка так и стоял бы столбом, беззвучно разинув рот, словно выброшенный на берег налим, не наткнись на него Февронья. Она сильно толкнула хозяина и пошла дальше, как ни в чем не бывало: не извинившись и, похоже, не заметив столкновения.
«Что это с ней?» — мельком подумал ошарашенный Фетка. Казалось, вдовица спала, только с широко открытыми глазами. Однако сон, что ей снился, явно был сладким — разрумянившееся лицо женщины светилось радостью и умиротворением.
Первые же слова Басарги Леонтьева успокоили Фетку Зубаку, у которого уже ноги начали подгибаться от страха: тот прибыл за Карстеном Роде. Его хочет лицезреть сам великий князь московский Иван Васильевич. «Эко дело... — с облегчением подумал артельщик, семеня вслед за опричником. — Хорошо, што я послушал Анику Федоровича и попридержал иноземцев-то... А уж как рвались они, как рвались-то в Нарву, штоб побыстрее к родным берегам убыть на каком-нибудь купеческом судне. Ай да молодец, Фетка! Опять беда, кажись, прошла стороной...»
— Скажи немчину, пущай собирается, и пошустрей, — жестко сказал опричник. — Ему оказана большая честь. Да запряги для него розвальни! Чай, в седле-то моряк ездить не привык. А в Нарве нас ждет крытый возок. Поедет с царевым подьячим за компанию.
Фетка перевел Голштинцу, что приказал Басарга Леонтьев. Капитан мгновенно вспотел. Его хочет видеть сам царь московитов, о котором рассказывали страшные вещи! Будто бы он младенцев ест за завтраком, а после ужина пользует совсем юных невинных девушек. Живое воображение Карстена Роде тут же нарисовало перед его внутренним взором облик чудовища, похожего на людоеда из старинной немецкой сказки.
Голштинец вздрогнул и с покорностью первого христианина, готового броситься в клетку со львом, пошел вслед за Феткой, чтобы получить шапку, тулуп и катанцы в дорогу...
* * *
Нарва раскинулась милях
